Культурсоциология. Индивидуальная безопасность укоренена в струк­турах эмоциональных и культурных ожиданий, которые обеспечивают чувство безопасности и спо­собности действовать

ГЛАВА 3

Индивидуальная безопасность укоренена в струк­турах эмоциональных и культурных ожиданий, которые обеспечивают чувство безопасности и спо­собности действовать. В свою очередь, эти ожида­ния и способности укоренены в устойчивости сооб­ществ, частью которых являются индивидуумы. Под вопросом оказывается не стабильность сооб­щества в материальном или поведенческом смыс­ле, хотя такая стабильность, разумеется, играет определенную роль. Скорее, на карту поставлена идентичность сообщества, его стабильность в от­ношении смысла, а не действия.

Идентичность подразумевает отсылку к культу­ре. Событие получает статус травмы, только если упорядоченные смыслы сообщества резко смеща­ются со своего привычного места. Именно смыс­лы обеспечивают чувство шока и страха, а вовсе не события сами по себе. Оказываются ли струк­туры смысла нестабильными и поврежденными или нет, это происходит не в результате события, а вследствие социокультурного процесса. Это ре­зультат осуществления человеческой способности к действиям, результат успешного навязывания новой системы культурной классификации. На культурный процесс оказывают глубокое влияние структуры власти и случайные навыки мыслящих социальных действующих лиц.

Социальный процесс культурной травмы На уровне социальной системы общества могут переживать масштабные нарушения, которые не становятся для них травмирующими. Институты могут не работать. Школы могут не давать образо­вания и терпеть жалкие неудачи даже в обучении

ГЛАВА 3

базовым навыкам. Правительства могут быть не в состоянии обеспечить базовую защиту и могут переживать жестокие кризисы утраты законного статуса. Экономические системы могут быть се­рьезно нарушены до такой степени, что их распре­делительные функции не обеспечивают даже са­мых необходимых товаров. Такого рода проблемы реальны и очень существенны, но они никоим об­разом не являются обязательно травмирующими для членов затронутых ими сообществ, а тем более для общества в целом. Чтобы травма возникла на уровне сообщества, социальные кризисы долж­ны стать культурными кризисами. События - это одно дело, а репрезентация этих событий - совсем другое. Травма не является результатом того, что некая группа людей испытывает боль. Она есть ре­зультат острого дискомфорта, проникающего в са­мую сердцевину ощущения сообществом собствен­ной идентичности. Коллективные акторы «реша­ют» представить социальную боль как основную угрозу их пониманию того, кто они, откуда они и куда хотят идти. В настоящем разделе я описываю природу таких коллективных действий и культур­ные и институциональные процессы, которые их опосредуют.

Выдвижение заявления: спираль означения Разрыв между событием и его репрезентацией можно понимать как «процесс травмы». Сообще­ства как таковые не принимают решения; решения скорее принимают действующие лица (Alexander, 1987; Alexander, Giesen, Munch, & Smelser, 1987; Sztompka, 1991, 1993). Люди, составляющие сооб­щество, передают символические представления -

18-

ГЛАВА 3

описания - происходящих социальных событий, прошлых, настоящих и будущих. Они передают эти представления в качестве членов социальной группы. Эти групповые представления можно рассматривать как «заявления» (claims) о форме социальной реальности, о ее причинах и об ответ­ственности за действие, которое подразумевается этими причинами. Культурное конструирование травмы начинается с такого заявления (Thompson, 1997)⁹. Это заявление о некоем глубочайшем уве­чье, крик об ужасающем оскорблении какой-либо святыни, нарратив устрашающе разрушительного социального процесса и требование эмоциональ­ной, институциональной и символической ком­пенсации и восстановления.

Группы носителей

Такие заявления делаются теми, кого Макс Ве-бер в рамках своей социологии религии называл «группами носителей» (Weber, 1968; 468-517)¹⁰, коллективными действующими лицами процесса травмы. Группами носителей движут и идеаль­ные, и материальные интересы; они расположены в определенных участках социальной структуры, и они обладают особенным дискурсивным талан­том формулировать свои заявления - можно ска-

⁹ Понятие «заявления» взято из социологической литературы, посвященной моральным паникам. См. Thompson (1997).

¹⁰ Понятие Вебера было развито далее в отношении проблем куль­турных изменений и конфликта Ш.Н. Эйзенштадтом (1982) и, в самое последнее время, Бернардом Гизеном (Intellectuals and the Nation (1998)). Группы, делающие заявления, также соот­носятся с понятием «интеллектуалов движения», которое в дру­гом контексте разработали Рон Айерман и Эндрю Джэмиссон (Social Movements: A Cognitive Approach (1991)). Нейлл Смелзер (1974) прояснил групповую основу для выдвижения заявлений, предложив собственное переосмысление понятия «землевладе­ние» ("estate"), которым оперирует Алексис де Токвиль.

ГЛАВА 3

зать, талантом «создавать смысл» - в обществен­ной сфере. Группы носителей могут принадлежать к элите, а могут принадлежать к очерненным и маргинальным слоям общества. Они могут быть влиятельными религиозными лидерами или груп­пами, которые большинство считает духовными изгоями. Группа носителей может выделяться по принципу поколения и представлять взгляды и интересы молодого поколения в противополож­ность старому. Группа носителей может быть на­циональной и натравливать собственный народ на некоего предположительного врага. Она может быть институциональной и представлять один определенный сегмент общества или организацию как противопоставленные другим в разделенном и поляризованном социальном порядке.

Аудитория и ситуация: теория речевых актов Процесс травмы можно в этом отношении срав­нить с речевым актом (Austin, 1962; Habermas, 1984; Lara, 1998; Searle, 1969)¹¹. Травмы, как и речевые акты, состоят из следующих элементов:

¹¹ Основания теории речевых актов можно обнаружить во вдох­новленных прагматическим подходом истолковании и расшире­нии идей Людвига Витгенштейна, осуществленных Дж. Л. Ос­тином в книге «Как совершать действия при помощи слов» (How to Do Things with Words (1962)). В этом ставшем класси­ческим труде Остин развил идею о том, что речь направлена не только на понимание символов (symbolic understanding), но и на достижение того, что он называл «иллокутивной силой» ("illocutionary force"), то есть оказание прагматического эф­фекта на социальное взаимодействие. Данная модель получает самое детальное развитие в книге Джона Сёрля «Речевые акты» (Speech Acts (1969)). В современной философии то, что теория речевых актов имеет отношение к социальному действию и со­циальной структуре, продемонстрировал Юрген Хабермас, на­чиная с книги «Теория коммуникативного действия» (Theory of Communicative Action (1984)). Для ознакомления с культурно ориентированным применением воззрений Хабермаса к обще­ственным движениям см. Maria Pia Lara, Feminist Narratives in the Public Sphere (1998).

ГЛАВА 3

Говорящий: группа носителей

Аудитория: общественность, номинально одно­родная, но социологически разделенная Ситуация: историческое, культурное и институ­циональное окружение, в котором осуществляет­ся речевой акт.

Цель говорящего - в том, чтобы убедительно представить заявление о травме аудитории-обще­ственности. В процессе этого представления груп­па носителей использует особенности историче­ской ситуации, доступные символические ресур­сы, а также ограничения и возможности, предо­ставляемые институциональными структурами. Прежде всего, разумеется, аудитория говорящего должна состоять из членов самой группы носите­лей. Если достигается иллокутивный успех, то члены этого первоначального сообщества оказы­ваются убеждены в том, что они были травмирова­ны неким исключительным событием. Только при условии такого успеха аудитория тех, кому адре­совано заявление о травме, может расшириться и включить в себя другие группы общественности внутри «общества в целом» ("society at large").

Культурная классификация: создание травмы как нового господствующего нарратива Преодоление разрыва между событием и его ре­презентацией зависит от того, что Кеннет Томпсон в контексте проблематики моральной паники назы­вал «спиралью означения» ("spiral of signification") (Thompson, 1997: 20-4)¹². Репрезентация травмы

¹² Он также рассуждает о «репрезентационном процессе» ("representational process"). Стюарт Холл развивает похожую

ГЛАВА 3

зависит от конструирования убедительной системы культурной классификации. В определенном смыс­ле это просто рассказывание новой истории. Одна­ко такое рассказывание истории в то же время есть сложный и многозначный символический процесс, который носит контингентный, весьма спорный и иногда весьма поляризующий характер. Чтобы убедить более широкую аудиторию в том, что и она тоже была травмирована каким-либо опытом или событием, группе носителей необходимо проделать успешную работу со смыслом.

В создании нового господствующего нарратива (master narrative) основную роль играют четыре важнейшие репрезентации. Хотя эти измерения репрезентаций и приводятся в аналитической по­следовательности, это не предполагает последова­тельности во времени. В социальной реальности эти репрезентации разворачиваются взаимопро­никающим образом, с постоянными взаимными отсылками друг к другу. Причинные связи здесь имеют символический и эстетический характер, они предполагают не последовательность или раз­витие, а «добавленную стоимость» ("value-added") (Smelser, 1963).

В ходе успешного процесса коллективной ре­презентации должны быть предложены убеди­тельные ответы на следующие вопросы:

Природа боли. Что именно произошло - с опре­деленной группой и с более крупным сообществом, частью которого является эта группа?

идею, но он подразумевает под ним нечто более конкретное, чем то, о чем говорю здесь я, а именно соединение дискурсов, кото­рые не были между собой связаны до того, как началась паника.

ГЛАВА 3

ГЛАВА 3

Оставила ли развязка войны во Вьетнаме от­крытую рану в психике американцев, или же она была встроена в нее более или менее обыден­ным образом? Если имела место страшная рана, то в чем именно она заключалась? Проиграли ли американские военные войну во Вьетнаме, или же вьетнамская травма состояла в боли, причиненной тем, что руки страны оказались «связаны у нее за спиной»?¹³ Погибли ли в Косово сотни этнических албан­цев или же это были десятки и, возможно, даже сотни тысяч? Умерли ли они от голода и пере­мещения во время гражданской войны, или же их целенаправленно убили? Являлось ли рабство травмой для афроамери-канцев? Или же оно было, как утверждают не­которые историки-ревизионисты, всего лишь весьма прибыльным способом экономического производства? Если верно последнее, то раб­ство, возможно, не причинило травмирующей боли. Если верно первое, то оно, несомненно, подразумевало жестокое и травмирующее под­чинение (Eyerman, 2001).

Являлся ли междоусобный этнический и рели­гиозный конфликт последних тридцати лет в Северной Ирландии «гражданскими беспоряд­ками и терроризмом», как его однажды описа­ла королева Елизавета, или «кровопролитной войной», как утверждает ИРА (цит. по: Maillot, из неопубликованной рукописи)? Умерло ли менее сотни человек от рук японских

-

t 5

¹³ Для ознакомления с контингентностью процесса установления природы боли, природы жертвы и соответствующей реакции после «травмы», созданной войной во Вьетнаме, см. J. William Gibson (1994).

солдат в Нанкине в Китае в 1938 году или же это было триста тысяч человек? Были ли эти смер­ти результатом односторонней «резни» или «свирепой борьбы» между армиями противни­ков (Chang, 1997: 206)?

Природа жертвы. Какая группа людей испы­тала на себе эту травмирующую боль? Были ли они определенными индивидуумами или груп­пами или же гораздо более всеобъемлющей груп­пой, «людьми» как таковыми? Был ли главный удар боли нанесен одной отдельной и ограничен­ной группе или здесь были замешаны несколько групп?

• Являлись ли немецкие евреи основными жерт­вами Холокоста или же в группу жертв входили и евреи, жившие в пределах черты оседлости, и европейские евреи, или еврейский народ в це­лом? Являлись ли миллионы поляков, которые умерли от рук немецких нацистов, также жерт­вами Холокоста? Являлись ли коммунисты, социалисты, гомосексуалисты и люди с огра­ниченными возможностями также жертвами учиненного нацистами Холокоста?

• Были ли косовские албанцы основными жерт­вами этнических чисток или же косовские сер-

• бы также были в значительной (если не в такой же) степени жертвами?

• Являются ли чернокожие афроамериканцы жертвами жестоких, травмирующих условий жизни в запущенных, удаленных от побережья городах Соединенных Штатов Америки или же жертвами таких условий являются члены эко-

гм

ГЛАВА 3

комически определяемого «низшего слоя обще­ства»?

• Было ли индейское население Северной Аме­рики жертвой европейских колонизаторов или жертвами являлись определенным образом ло­кализованные и особенно «агрессивные» ин­дейские народы?

• Являются ли не-западные страны или страны третьего мира жертвами глобализации или же жертвы - это только наименее развитые или наименее технически оснащенные из них?

Связь жертвы травмы с более широкой ауди­торией. Даже когда представление о природе боли закрепилось, а личность жертвы установлена, оста­ется весьма важный вопрос связи жертвы с более широкой аудиторией. До какой степени члены ау­дитории, которой адресована репрезентация трав­мы, соотносят себя с членами непосредственно по­страдавшей группы? Обычно в самом начале про­цесса травмы большая часть аудитории видит очень слабую связь между собой и группой-жертвой, если вообще ее видит. Аудитория сможет символически присоединиться к переживанию первоначальной травмы, только если жертвы будут представлены в терминах ценных качеств, разделяемых более мас­штабной коллективной идентичностью.

• Современное население Центральной Европы признает, что цыгане - жертвы травмы, носи­тели трагической истории. Однако поскольку многие жители Центральной Европы представ­ляют народ «рома» как незаконопослушный и нецивилизованный, они не считают трагиче­ское прошелое цыган своим собственным.

глава з

• Влиятельные группы немецких и польских граждан признали, что евреи были жертвами массового истребления, но часто отказывались переживать собственные национальные кол­лективные идентичности как затронутые тра­гической участью евреев.

• Привели ли зверства полиции в Сельме в Ала­баме в 1965 году, вызвавшие травму у черноко­жих борцов за гражданские права, к тому, что белые американцы, наблюдавшие за события­ми по телевизору из безопасной северной части страны, не знавшей сегрегации, соотнесли себя с жертвами? Относится ли история расового го­сподства белых американцев к совершенно от­дельному историческому периоду или же в силу ее реконструкции в коллективной памяти она является проблемой современности?

Распределение ответственности. Для соз­дания убедительного нарратива травмы чрезвы­чайно важно установить личность преступника -«злодея». Кто, собственно, нанес рану жертве? Кто вызвал травму? Это всегда вопрос конструиро­вания символов и социального конструирования.

• Создала ли Холокост «Германия» или же на­цистский режим? Ограничивались ли престу­пления действиями спецподразделений СС или же весь вермахт, вся армия нацистов были так­же всерьез замешаны в этом деле? Распростра­нялось ли преступление на обычных солдат,

* обычных граждан, немцев-католиков и нем­цев-протестантов? Лежала ли ответственность только на старшем поколении немцев или и на последующих поколениях тоже?

ГЛАВА 3

Институциональные арены

Данный репрезентационный процесс создает новый господствующий нарратив общественного страдания. Такая культурная (ре)классификация имеет решающее значение для процесса, посред­ством которого сообщество становится травми­рованным¹⁴. Но этот процесс не развертывается в ходе того, что Хабермас назвал бы прозрачной речевой ситуацией (transparent speech situation) (Habermas, 1984).¹⁵ Понятие прозрачности трак­туется Хабермасом как нормативный идеал, необ­ходимый для демократического функционирова­ния общественной сферы, а не как эмпирическое описание. В фактической социальной практике речевые акты никогда не развертываются неопос­редованным образом. Языковое действие мощно опосредуется природой институциональных арен, на которых оно осуществляется. Некоторые при-

¹⁴ В репрезентации трудностей процесса мирного урегулирования в Северной Ирландии, предложенной Аньес Майо, сочетаются эти различные аспекты процесса классификации.

«Ни одно из "действующих лиц в насилии" не сошлось бы с другими по вопросу о причинах насилия и его природе. В сущ­ности, только сторонники ИРА и, в гораздо меньшей степени, часть националистического сообщества согласились бы с тем, что имеет место настоящая "Война". Для существенной части сообщества юнионистов (то есть сторонников сохранения союза с Соединенным Королевством - Примеч. пер.) вся вина за про­исходящее полностью лежит на ИРА. "Все наше сообщество, по сути, вся наша страна, остается жертвой ИРА на протяжении последних тридцати лет", — заявил Ян Пейсли-младший.... Как и все прочие вопросы, обсуждавшиеся перед подписанием соглашения Страстной пятницы, вопрос о жертвах оказался очень эмоциональным и противоречивым... Это был вопрос, ко­торый позволил всем участникам дать выход своему огорчению и гневу, и вопрос, который выявил разные подходы, которых придерживалась каждая из сторон. В сущности, сам термин "жертва" оказался противоречивым, потому что участники не могли сойтись на том, какие именно люди входят в эту группу».

¹⁵ Понятие прозрачности, столь необходимое для создания нор­мативной или философской теории того, что Хабермас называл «этикой дискурса», губительно для создания теории социологи­ческой.

ГЛАВА 3

меры такого институционального опосредования (никоим образом не претендующие на полноту) приводятся ниже.

1. Если процесс травмы разворачивается вну­три религиозной арены, его задачей будет связать травму с теодицеей.

• Например, приведенная в Торе история Иова задает вопрос: «Почему Бог позволил случить­ся этому злу?» Ответы на такие вопросы порож­дают глубокие рассуждения о том, отклонились ли человеческие существа от боговдохновенных этических норм и священного закона и каким образом это произошло, или о том, означает ли существование зла то, что Бога нет.

2. Поскольку работа со смыслом происходит в области эстетического, постольку она попадает в рамки определенных жанров и нарративов, на­правленных на то, чтобы привести к образному со­отнесению аудитории с жертвой и к эмоциональ­ному катарсису.

• Например, в ранних репрезентациях Холоко-ста чрезвычайно важную роль играл трагиче­ский «Дневник Анны Франк», а позднее раз­вился совершенно новый жанр под названием «литературапереживших Холокост» ("survivor literature") (Hayes, 1999, а также Глава 2 выше).

• После геноцида в Гватемале, когда было убито двести тысяч индейцев майя и были уничтоже­ны целые деревни, одна исследовательница-эт­нограф описывала, как в городке Санта Мария Цея театр был использован для «публичной встречи с прошлым».

«Группа подростков и... преподаватель и дирек­тор местной школы из Северной Америки пишут

ГЛАВА 3

пьесу, где запротоколировано то, что пережила Сайта Мария Цея. Пьеса называется "Нет ничего сокровенного, что не открылось бы, Мф., 10:26", и в ней играют сами жители. Пьеса не только откры­то и хладнокровно напоминает о том, что произо­шло в этом месте, но и поучительно излагает зако­ны и права, которые нарушили военные. В пьесе подчеркнуто и точно цитируются статьи консти­туции Гватемалы, которые были попраны; такое обычно не включают в текст великих пьес. Но в Гватемале зачитывание конституции может стать глубоко драматическим действием. Представле­ния неизбежно приводят к задевающим за живое и иногда бурным обсуждениям. [Постановка] произ­вела на городок эффект катарсиса» (Manz, 2002).

Как можно понять из этого примера, на этой эстетической арене средства массовой информа­ции играют значительную роль, но не являются строго необходимыми.

• После восьмидесятидневной бомбардировки НАТО, заставившей югославских сербов от­казаться от насильственного десятилетнего го­сподства в албанском Косово, сербские фильмы превратились в массовые каналы повторного переживания периода мук, несмотря на то, что главные герои, жертвы и самая природа травмы представлялись в них совершенно по-разному. «Трудно понять, почему кто-либо, переживший семьдесят восемь травмирующих дней авиацион­ных налетов в 1999 году, может захотеть вновь испытать такое в театре, а также вернуть воспо­минания о десятилетии кровопролития, закончив­шемся в октябре с падением президента Слободана Милошевича. Тем не менее индустрия художе-

ГЛАВА 3

ственных фильмов Югославии за последний год не занималась почти ничем другим, кроме выпуска фильмов про войну с НАТО, [некоторые из кото­рых] начали прорываться через национальный фа­сад, на постройку которого у пропагандистов Ми­лошевича было более десяти лет. [В одном фильме главный герой вспоминает о том, что] "убивать чертовски легко.... Они таращатся на тебя, плачут и воют, а ты в них стреляешь, и все - тут и сказоч­ке конец. Конечно, потом они все появляются сно­ва, и ты хочешь все исправить, но уже слишком поздно. Вот почему правда вечно возвращается, чтобы судить людей"» (Paul Watson, "War's Over in Yugoslavia, but Box Office Battles Have Begun," Los Angeles Times, January 3, 2001, Al-6).

3. Когда культурная классификация входит в сферу закона, она будет сдерживаться требовани­ем вынести определенное суждение по поводу на­лагаемой законом ответственности и распределить наказания и материальное возмещение. Это может не иметь вообще ничего общего с признанием сво­ей ответственности самими преступниками или с соотнесением более широкой аудитории с теми, кто пострадал, в процессе разыгрывания драмы травмы.

• Нюрнбергские процессы 1945 года имели реша­ющее значение для формулирования налагаю­щих определенные обязательства определений (binding definitions) военных преступлений и преступлений против человечности. Они соз­дали революционно новое законодательство и привели к десяткам случаев успешного судеб­ного преследования, и, однако же, они никоим образом не сумели убедить самих немцев при-

ГЛАВА 3

ГЛАВА 3

знать существование причиненных нацистами травм, и тем более признать свою ответствен­ность за них. Тем не менее законодательные акты, разработанные в Нюрнберге, были раз­виты за последующие десятилетия и заложи­ли основу для десятков широко освещавшихся процессов, которые в последние годы привели к складыванию особого типа характерной драма­тургии и привели к очень важным нравствен­ным последствиям. В эти процессы по обвине­нию в «преступлениях против человечности» оказались втянуты не только отдельные лица, но и национальные общности. • Поскольку ни послевоенные правительства Японии, ни самые влиятельные группы стра­ны не признали даже факта военных престу­плений, проистекавших из военной политики Японской империи, и тем более не взяли на себя ответственность за них, ни одному иску о возмещении ущерба за злодейства империи до недавнего времени не удавалось существенно продвинуться в японских судах. Объясняя, по­чему один иск против подразделения бактерио­логической войны имперского правительства в конце концов заметно продвинулся, наблюдате­ли указывают на специфический и автономный характер арены закона.

«Поскольку господин Шинозука был членом японского подразделения ведения бактериологи­ческой войны, известного как «Отряд 731», ему сказали, что, если ему случится быть пойманным китайцами, его долг по отношению к императору Хирохито заключается в том, чтобы скорее убить себя, чем поставить под угрозу секретность про-

граммы, которая так явно нарушает международ­ное законодательство.... Сейчас, пятьдесят пять лет спустя, он крепкий старик семидесяти семи лет. Но, так как он все еще терзается раскаянием, он заговорил - предоставив японскому суду пер­вый отчет ветерана о работе этого печально извест­ного подразделения.... Это дело, находящееся сей­час на финальных стадиях рассмотрения, не было отклонено, как множество других, частично бла­годаря трудоемким юридическим изысканиям и совместно разработанной стратегии ряда ведущих адвокатов Японии. Адвокаты, подавшие иск про­тив правительства, говорят, что то, что это дело стало первым, где судья разрешил предоставить обширные свидетельства, вместо того чтобы бы­стро отказать в иске, может также символизиро­вать надвигающуюся важную перемену в отноше­нии компенсаций» (Howard W. French, "Japanese Veteran Testifies in War Atrocity Lawsuit," New York Times, December 21, 2000: A3).

4. Когда процесс травмы входит в научный мир, он оказывается в сфере действия совершенно иных соглашений по поводу того, что считается доказа­тельством, и создает исследовательские противоре­чия, «откровения» и «пересмотры». Когда истори­ки пытаются определить историческое событие как травмирующее, они должны с помощью принятых методов исследования запротоколировать природу боли и жертв и ответственность за них. В ходе та­ких действий процесс культурной классификации часто запускает бурные методологические споры. • Каковы были причины Первой мировой войны? Кто нес ответственность за ее начало? Кто жерт­вы этой войны?

Дата добавления: 2017-01-14