Культурсоциология. • Собирались ли японцы «украдкой» напасть на Перл-Харбор или же поздно поступившее в Ва­шингтон, округ Колумбия

ГЛАВА 3

ГЛАВА 3

• Собирались ли японцы «украдкой» напасть на Перл-Харбор или же поздно поступившее в Ва­шингтон, округ Колумбия, сообщение от япон­ского имперского правительства было задержа­но по небрежности и в силу дипломатической путаницы?

• Спор историков в Германии, известный как Historikerstreit, привлек внимание междуна­родной общественности в восьмидесятые годы тем, что подверг сомнению акцент новых иссле­дователей-консерваторов на антикоммунизме как на мотиве захвата власти нацистами и их антиеврейской политики. В девяностые годы историки, представляющие господствующую (mainstream) точку зрения, подвергли резкой критике книгу Даниэля Гольдхагена «Добро­вольные палачи Гитлера» (Hitlers Willing Executioners) за то, что она слишком сильно подчеркивает уникальность немецкого антисе­митизма.

5. Когда процесс травмы вступает в сферу средств массовой информации, он приобретает новые возможности и в то же время подвергает­ся характерным ограничениям. Опосредованное массовое информирование дает травмам возмож­ность выразительной драматизации, а некоторые из ее соперничающих интерпретаций получают огромную силу убеждения по сравнению с други­ми. Однако в то же время эти репрезентационные процессы подвергаются ограничениям жанра вы­пуска новостей, где требуется краткость, этически нейтральная позиция и равномерное освещение разных точек зрения. Наконец, здесь существует конкуренция за читателя, которая часто побужда-

ет создавать иногда преувеличенные и искажен­ные «новости» в рассчитанных на массовую ауди­торию газетах и журналах. Когда событие освеща­ется как травма, определенная группа как «трав­мированная», а еще одна группа как «преступни­ки», политики и другие элиты могут нападать на средства массовой информации, их владельцев, а часто и на журналистов, чьи репортажи установи­ли факты травмы.

• Когда разворачивались травмы конца шестиде­сятых годов, новостные выпуски на американ­ском телевидении передавали впечатляющие кадры ужасных страданий гражданских лиц во время войны во Вьетнаме прямо в гостиные американских граждан. За эти образы ухвати­лись те, кто выступал против войны. Консер-вативный американский политик, вице-прези­дент Спиро Агныо начал злобные нападки на «либеральные» и «контролируемые евреями» средства массовой информации за то, что они утверждали, что гражданское население Вьет­нама травмируется войной, которой руководят американцы.

6. Когда процесс травмы входит в сферу государ­ственной бюрократии, он может воспользоваться властью правительства направлять репрезентаци-онный процесс в нужное русло. Решения испол­нительной ветви власти учредить национальные комиссии по расследованию, голосование парла­мента за то, чтобы учредить следственные комите­ты, создание контролируемых государством поли­цейских расследований и новые директивы о на­циональных приоритетах — все эти действия могут оказать решающее воздействие на то, как работа-

ГЛАВА 3

ГЛАВА 3

ют со спиралью означения, характеризующей про­цесс травмы, и на то, по каким каналам она рас­пределяется (Smelser, 1963)¹⁶. За последние десять лет тщательно подобранные экспертные комиссии стали излюбленным инструментом такого рода деятельности со стороны государства. Организуя и уравновешивая возможности для участия в сво­ей деятельности, принуждая к появлению свиде­телей, и создавая тщательно срежиссированную драматургию всего действа, комиссии эффективно влияют на направление процесса интерпретации, расширяют и сужают чувство солидарности, соз­дают или отрицают наличие фактических и нрав­ственных оснований для компенсаций и граждан­ской реабилитации.

• Одна исследовательница из числа этнографов региона Гватемалы, рассказывая о сотнях тысяч индейцев майя, которые были уничто­жены карательными силами, подавлявшими повстанческое движение в Гватемале с 1981 по 1983 год, утверждает, что, «несомненно, ужасающие действия армии нанесли глубокие психологические раны сознанию жителей это­го городка, [при том, что эти жители также] были вовлечены в гораздо более масштабную травму» (Manz, 2002: 294). Однако, несмотря на объективность факта травмы и вызванных ею боли и страданий, способность к коллек­тивному осознанию и переработке этой трав­мы подавлялась тем, что городок был «местом, приученным к молчанию и привычным к без-

¹⁶ Нейл Смелзер описал, как государственные ведомства и другие действующие лица, осуществляющие социальный контроль, прилагают усилия к тому, чтобы «направлять в нужное русло и работать» с тем, что я называю процессом травмы.

наказанности». В 1994 году в ходе переговоров между правительством Гватемалы и объеди­нением повстанческих формирований была учреждена Комиссия по историческому про­яснению (СЕН), чтобы заслушать показания пострадавших сторон и представить трактовку событий. Пять лет спустя в опубликованном заключении было заявлено, что «представите­ли государства Гватемала... совершили акты геноцида в отношении групп народа майя» (цит. по: Manz, 2002: 293). Согласно этногра­фу, отчет «ошеломил страну». Процесс травмы развернулся на правительственной арене че­рез публичную репрезентацию природы боли, определение жертвы и преступника и распре-деление ответственности: «словно вся страна разразилась плачем, плачем, который десяти­летиями был под запретом, плачем отмщения» (Manz, 2002: 294).

В середине девяностых годов южноафрикан­ское правительство в период после апартеида учредило Комиссию правды и примирения. Ко­миссия состояла из пользующихся всеобщим уважением чернокожих и белых граждан; она призывала свидетелей и проводила широко ос­вещавшиеся слушания о страданиях, порож­денных репрессиями, которыми занималось предыдущее правительство африканеров. Это-му проекту в довольно значительной степени удалось вывести процесс травмы на уровень бо­лее общий, чем уровень аудиторий, поляризо­ванных по расовому признаку, и превратить его в общий опыт нового, более солидарного и более демократичного южноафриканского общества.

ГЛАВА 3

ГЛАВА 3

Такая комиссия не могла появиться, пока чер­нокожие граждане не получили право голоса и не получили основного влияния как раса. • В отличие от приведенного выше примера, пра­вительство Японии в период после эпохи фа­шизма никогда не выражало желания учредить официальные комиссии по расследованию во­енных преступлений, совершенных высшими лицами и солдатами империи в отношении лиц неяпонского происхождения во время Второй мировой войны. Что касается порабощения японцами десятков, а возможно, и сотен тысяч «женщин для утех», в основном кореянок, ко­торые оказывали услуги сексуального харак­тера солдатам империи, то в конце девяностых годов правительство Японии в конце концов согласилось выдать более или менее символи­ческую компенсацию оставшимся в живых корейским женщинам. Критики продолжают требовать, чтобы официально уполномоченная комиссия провела публичные слушания по этой травме, они требуют обладающего драматурги­ческим измерением, предполагающего юриди­ческие последствия процесса, которого прави­тельство Японии, несмотря на неопределенное и краткое публичное извинение, принесенное «женщинам для утех», никогда не желало до­пустить. Значимость такой правительственной арены доказывается тем фактом, что эти крити­ки в конце концов самостоятельно провели не­официальный трибунал.

«На прошлой неделе в Токио частные японские и международные организации созвали военный трибунал, который признал военное руководство

Японии, включая императора Хирохито, вино­вными в преступлениях против человечности за то, что они обратили в сексуальное рабство десят­ки тысяч женщин в тех странах, которые контро­лировались Японией во время Второй мировой во­йны. У трибунала нет юридических полномочий присудить компенсации оставшимся в живых так называемым женщинам для утех. Но, поскольку в процессе участвовали судьи и адвокаты, ранее выступавшие в официальных международных трибуналах по делам стран, ранее входивших в состав Югославии, и по делу Руанды, он придал беспрецедентный нравственный вес вопросу, кото­рый практически не обсуждается и не преподается в Японии» (Howard W. French, "Japanese Veteran Testifies in War Atrocity Lawsuit," New York Times, December 21, 2000: A3).

Стратификационные иерархии

Ограничения, налагаемые институциональны­ми аренами, сами опосредованы неравномерным распределением материальных ресурсов и соци­альными сетями, предоставляющими неодинако­вый доступ к ним.

1. Кому принадлежат газеты? До какой степени журналисты независимы от политического и финансового контроля?

2. Кто контролирует религиозные порядки? Явля­ются ли они авторитарными по своей внутрен-

' ней природе или же члены конгрегации пользу­ются некоторым влиянием?

3. Независимы ли суды? Какие сферы деятельно­сти открыты для частнопрактикующих адвока­тов?

ГЛАВА 3

ГЛАВА 3

4. Регулируется ли образовательная политика масштабными сдвигами в общественном мне­нии или же она изолирована внутри бюрокра­тических процедур на более централизованных уровнях?

5. Кто осуществляет контроль за правительством? Как было указано выше при обсуждении пра­вительственной арены, местные, региональные и центральные правительства обладают значитель­ной властью над процессом травмы. Здесь необ­ходимо принять во внимание то, что эти органы могут занимать господствующее положение над собственно травмированными сторонами. В таких случаях комиссии могут обелить действия пре­ступников, а не драматизировать их.

• В конце восьмидесятых годов консервативные правительства Америки и Великобритании во главе с Рональдом Рейганом и Маргарет Тэт­чер поначалу прилагали мало усилий к тому, чтобы драматизировать опасности, связанные с эпидемией легко передающегося СПИДа, по­тому что не хотели стимулировать сочувствие к гомосексуальному образу жизни и соотнесение с ним, ведь их идеологии так сильно его осужда­ли. Это упущение позволило эпидемии распро­страниться еще быстрее. В конце концов пра­вительство Тэтчер запустило широкомасштаб­ную образовательную кампанию, посвященную опасностям ВИЧ. Данный проект быстро осту­дил моральную панику по поводу эпидемии СПИДа, охватившую британское общество, и способствовал введению необходимых мер в го­сударственной медицинской сфере (Thompson, 1997).

• В 2000 году в американских средствах массо­вой информации появились отчеты об убийстве американскими солдатами нескольких сотен мирных корейских граждан в Но Ган Ри в на­чале войны в Корее. Из предположений свиде­телей-корейцев и недавно обнаруженных пока­заний некоторых американских солдат можно сделать вывод, что стрельба была преднаме­ренной, поэтому были выдвинуты обвинения в расизме и военных преступлениях. В ответ на это президент Клинтон поручил самой армии Соединенных Штатов Америки провести свое собственное официальное внутреннее расследо­вание. Хотя высокопоставленный военный чи­новник утверждал, что «мы работали в тесной связке с правительством Кореи при расследова­нии обстоятельств, связанных с происшествием в Но Ган Ри», полномочия расследовать и трак­товать показания явно остались исключитель­но в руках преступников. Неудивительно, что, когда несколько месяцев спустя были объяв­лены результаты расследования, армия Соеди­ненных Штатов Америки признала себя неви­новной в преступлениях, которые угрожали ее доброму имени:

«Мы полагаем, что извинение в данном вопро­се неуместно. [Хотя] ответственность за некоторые из этих человеческих потерь среди гражданского населения лежит на американских солдатах, та­кое заключение все же резко отличается от выдви­нутого предположения о том, что это была резня в том классическом смысле, что мы поставили к стенке невинных людей и застрелили их» (New York Times, December 22, 2000: A5).

ГЛАВА 3

Пересмотр идентичности, память и

рутинизация

«Переживание травмы» можно понять как со­циологический процесс, который определяет бо­лезненную рану, нанесенную сообществу, уста­навливает жертву, возлагает ответственность и распределяет идеальные и материальные послед­ствия. Поскольку травмы переживаются, а следо­вательно, воображаются и репрезентируются, по­стольку коллективная идентичность подвергается значительному пересмотру. Пересмотр идентич­ности означает, что будет иметь место пытливое повторное вспоминание коллективного прошлого, ведь память не только социальна и обладает теку­честью, она еще и глубинно связана с ощущением «Я» в настоящем. Идентичности постоянно кон­струируются и обеспечиваются не только посред­ством встречи лицом к лицу с настоящим и буду­щим, но и посредством реконструкции более ран­них периодов жизни сообщества.

Когда коллективная идентичность оказывается перестроена таким образом, постепенно наступает период «успокоения». Спираль означения разря­жается, аффекты и переживания делаются менее бурными, а сосредоточенность на сакральном и оскверненном ослабевает. Харизма превращается в рутину, бурление (effervescence) выкипает, а ли-минальность сменяется повторным собиранием во­едино. По мере того как исчезает возвышенный и обладающий мощным воздействием дискурс трав­мы, ее «уроки» объективизируются в памятниках, музеях и собраниях исторических артефактов¹⁷.

¹⁷ Коль скоро такие увековечивания памяти не создаются, это яв­ляется отражением того факта, что травматическое страдание

ГЛАВА 3

Новая коллективная идентичность укоренится в сакральных местах и упорядочится посредством ритуальных процедур. В конце семидесятых го­дов ультрамаоистское правительство «красных кхмеров» оказалось повинно в гибели более одной трети населения Камбоджи. Смертоносный режим был свергнут в 1979 году. Хотя разобщенность, нестабильность и авторитарный режим последу­ющих десятилетий не позволили процессу трав­мы разыграться от начала и до конца, процессы реконструкции, репрезентации и повторного про­хождения привели к значимому увековечиванию, ритуалу и реконструкции национальной идентич­ности.

либо не было представлено в виде убедительного нарратива, либо не было выведено на уровень более общий, чем уровень непосредственно затронутого населения. Например, такое по­ложение дел отчетливо видно в случае с трехсотпятидесятилет-ней историей порабощения африканцев в Соединенных Штатах Америки. Рон Айерман (2001) показывает, как этот опыт стал формировать травматическую основу идентичности черноко­жих в Соединенных Штатах Америки. Однако, несмотря на тот факт, что белые американцы в шестидесятых и семидесятых годах начали то, что стали называть «второй Реконструкцией», и несмотря на распространение не только среди чернокожих, но и среди белых американцев вымышленных и основанных на фактах опосредованных массмедиа репрезентаций рабства и травмы периода после рабства, «белые» центры власти в амери­канском обществе не стали заниматься созданием музеев с це­лью увековечить в памяти травму рабства. В недавнем письме в редакцию «Нью-Йорк Тайме» красноречиво указывается на отсутствие таких музеев и на подразумеваемое этим отсутствие солидарности чернокожих и белых:

«Стоящее предложение о том, чтобы здание суда "Твид-Кортхаус" в Нижнем Манхэтттене использовалось как музей памяти истории рабства в городе Нью-Йорке... вызывает более масштабный вопрос: Почему не существует общенационального музея, посвященного истории рабства? Можно только вообра­зить глубокое образовательное и эмоциональное воздействие, которое масштабное учреждение, посвященное этому периоду истории, оказало бы на всех американцев. Возможно, только что избранный президент Джордж У. Буш рассмотрел бы воз­можность продвижения такого проекта в нашей столице, что­бы объединить людей?» (December 16, 2000: New York Times, Section A page 18 Col. 4).

ГЛАВА 3

«Живые напоминания об ужасах DK [«красных кхмеров»] представлены в фотографиях жертв, картинах, изображающих убийства, приспособле­ниях для пыток в Музее геноцида в Туол Сленге, бывшей школе, которая стала центром смертонос­ных допросов... а также в монументальной экс­позиции черепов и костей в Бхуенг Ек, бывшем расстрельном поле, где в земле, покрывавшей братские могилы, еще видны фрагменты костей и одежды. PRK [новое правительство Камбоджи] также учредило ежегодное мероприятие под на­званием "День ненависти", когда люди собирают­ся в различных местах и слушают гневные обви­нения в адрес «красных кхмеров». В государствен­ной пропаганде эта тема использовалась в таких лозунгах, как "Совершенно необходимо предот­вратить возвращение этой прежней черной тьмы" и "Мы должны непрестанно бороться за то, чтобы защититься от возвращения... клики убийц наро­да". Эти похожие на формулы санкционированные правительством выражения были искренними и часто звучали в разговорах обычных граждан» (Ebihara & Ledgerwood in Hinton, 2002: 282-3).

В ходе рутинизации процесс травмы, некогда столь яркий, может оказаться предметом техни­ческого, иногда препарирующего внимания спе­циалистов, которые удаляют эмоции от смысла. О таком триумфе приземленности часто с сожа­лением говорят аудитории, активизировавшиеся благодаря процессу травмы, и иногда ему активно противостоят группы носителей. Однако зачастую его приветствуют с чувством облегчения, как на уровне общественности, так и на уровне отдель­ных лиц. Попытки институционализировать уро-

зоо

ГЛАВА 3

ки травмы, предпринимаемые с целью сохранить память о процессе травмы и увековечить его, по­степенно оказываются неспособными вызвать сильные переживания, создать ощущение того, что вас предали, и подтвердить сакральный ста­тус травмы, который прежде так сильно с ней ас­социировался. Хотя перестроенная коллективная идентичность больше не является глубоко волну­ющим явлением, она тем не менее остается осново­полагающим ресурсом для решения будущих со­циальных проблем и нарушений в коллективном сознании.

Неизбежность такого процесса рутинизации никоим образом не нейтрализует исключительную социальную значимость культурных травм. Нао­борот, их появление и превращение в обыденность предполагают глубочайшие нормативные послед­ствия для хода социальной жизни. Позволяя чле­нам более широких групп общественности разде­лить боль других, культурные травмы расширяют область социального понимания и сочувствия и эффективно прокладывают пути для новых форм социального встраивания¹⁸.

¹⁸ Иными словами, данное теоретическое разногласие о приро­де институционализации имеет не только эмпирические, но и нравственные последствия. Например, рутинизация недавних процессов травмы - тех, что связаны с демократическими пере­менами последнего десятилетия, — породила категорию специ­алистов, которые, будучи далеки от препарирующего и инстру­ментального подхода, стараются распространить новую весть о моральной ответственности и причастности. Сейчас, когда эта книга идет в печать, газета «Нью-Йорк Тайме» опубликовала следующий отчет под заголовком «Новые средства правовой за­щиты для народов, травмированных прошлым»: «Из своих временных офисов на Уолл-стрит новая международ­ная группа по защите прав человека приступила к работе с че­тырнадцатью странами, помогая им разобраться с угнетением, которым отмечено их недавнее прошлое. Международный центр по вопросам правосудия переходного периода открыл свои двери 1 марта при поддержке Фонда Форда и во главе с

ГЛАВА 3

Элементы процесса травмы, приведенные в данном разделе, можно считать социальными структурами, если рассматривать этот термин не в материалистическом его смысле. Каждый из этих элементов играет свою роль в конструкции и деконструкции травмирующего события обще­ством. Наличествуют ли все, или хотя бы одна из этих структур, в процессе или нет - решение это­го вопроса само по себе не предопределено струк­турой. Это зависит от неупорядоченных, непред­виденных случайностей исторического времени. Войну проигрывают или выигрывают. К власти приходит новый режим или режим, дискредити­ровавший себя, упорно за эту власть держится. Социальные группы-гегемоны или группы-изгои могут получить власть и преисполниться энту­зиазма или оказаться расшатанными и истощен­ными социальным противостоянием и застрять в мертвой точке. Такие случайные исторические факторы сильно влияют на то, будет ли достиг­нуто соглашение, которое позволит надежно по­местить культурную классификацию травмы на отведенное ей место.

Алексом Борейном, создателем Комиссии правды и примире­ния в Южной Африке. Южноафриканская комиссия первой ор­ганизовала общественные слушания, где как жертвы, так и преступники изложили свои истории о нарушениях прав чело­века в эпоху апартеида. По мере того как все больше стран об­ращаются к комиссиям правды, чтобы залечить раны своего прошлого, многие правительства и группы по защите прав чело­века в Азии, Южной Америке, Африке и Европе просят совета, информации и технической поддержки у тех, кто прошел через этот процесс... Фонд... попросил господина Ворейна... разрабо­тать проект центра, который проводил бы исследования в дан­ной области и помогал бы странам, пережившим организован­ный государством террор или гражданскую войну.... "В тот день, когда мы получили финансирование, мы, кстати, были в Перу, и с тех пор дела идут непрерывным потоком"» (July 29, 2001: А5).

ГЛАВА 3

Создание травмы и практически-нравственные действия: применимость к не западным культурам

На предшествующих страницах была изложе­на теория среднего уровня о сложных причинах, продвигающих процесс травмы. Для иллюстра­ции этого аналитического утверждения исполь­зовались примеры травмирующих ситуаций в западных и не-западных, развитых и менее раз­витых обществах - в Северной Ирландии и Поль­ше, Соединенных Штатах Америки и Камбодже, Японии и Югославии, Южной Африке, Гватемале и Корее.

Ограничивать теорию травмы рамками соци­альной жизни Запада было бы серьезной ошиб­кой. Это правда, что именно западные общества за последнее время представили самые драмати­ческие апологии травмирующих эпизодов в своих национальных историях; однако среди жертв этих травм было несоразмерно много членов групп, за­нимающих подчиненное или маргинальное поло­жение. Иными словами, едва ли удивительно, что теорию, которая развивалась в отношении этих эмпирических случаев, можно так пластично рас­ширить до переживания травмы вне западных обществ. На протяжении данного вводного раз­дела также упоминались цыгане, индейцы майя, индейцы Северной Америки, косовские албанцы, китайские городские жители и камбоджийские крестьяне. В сущности, очевидно, что именно не-западные части мира и самые беззащитные сегменты населения планеты в последнее время подвергались самым ужасающим травмирующим ранениям.

ГЛАВА 3

Антрополог Александр Хинтон заявил, что «хотя поведение, которое описывает понятие ге­ноцида, имеет древнее происхождение... само понятие в существенной степени современно» (Hinton, 2002: 27). Действительно, основной пред­посылкой того вклада, который Хинтон и его кол­леги-антропологи делают в свой совместный труд «Уничтожение различий: Антропология геноци­да» (Annihilating Difference: The Anthropology of Genocide), является то, что ко второй половине двадцатого столетия это современное понятие глу­боко проникло в не-западные общества (Hinton, 2002). «На понятийном уровне, - пишет Хинтон, -такие термины, как травма, страдание и же­стокость привязаны к дискурсу современнос­ти... (Hinton, 2002: 25). Более того, в подаче средств массовой информации жертвы геноцида часто сводятся к наделенному лишь самыми существен­ными характеристиками изображению всеобщего страдания, к образу, который можно... (повторно) передать мировой аудитории, которые видят соб­ственную потенциальную травму отраженной в этой симуляции текущего события. Беженцы ча­сто воплощают собой современную метафору чело­веческого страдания; молчаливые и безымянные, они означают как всеобщее человечество, так и угрозу досовременного и нецивилизованного, ко­торой они предположительно чудом избежали.... В особенности в мировом настоящем, когда такие разные образы и населения быстро преодолевают государственные границы, геноцид... порождает диаспоры-сообщества, которые угрожают поме­шать его наивысшему политическому заверше­нию» (26. Курсив мой. - Дж. А.).

ГЛАВА 3

Нет более мучительного примера всеобщей при­менимости теории травмы, чем то, как она может помочь прояснить трагические сложности, кото­рые часто испытывали не-западные общества в по­пытке осмыслить геноцид. Поскольку геноцид с большей степенью вероятности может случиться на таких коллективных аренах, которые не регу­лируются законом и демократическими принци­пами и не придерживаются принципа формально­го равенства (Kuper, 1981)¹⁹, едва ли удивительно, что за последние пятьдесят лет самые драматиче­ские и кошмарные примеры массового истребле­ния людей наблюдались на более разобщенных и бедных аренах не-западного мира: уничтожение хуту более пятисот тысяч тутси менее чем за три недели в Руанде, учиненный военными этноцид двухсот тысяч индейцев майя во время отврати­тельной гражданской войны в начале восьмидеся­тых годов в Гватемале, истребление почти трети всего населения Камбоджи в ходе революционных чисток «красных кхмеров»-маоистов в конце се­мидесятых годов.

Трагические причины этих недавних вспышек массового истребления людей в не-западном мире не могут являться предметом настоящего исследо­вания. Этому вопросу посвящено растущее число социологических трудов, хотя сделать необходи­мо намного больше (Kleinman, Das, & Lock, 1997). Вместо этого теория культурной травмы (cultural trauma theory) помогает нам понять основное противоречие, связанное не с причинами геноци­да, а с его последствиями: почему эти действия,

¹⁹ Для ознакомления с одним из первых, и все еще лучшим, соци­ологических изложений этого вопроса см. Kuper (1981).

20 Культурсоциология

ГЛАВА 3

направленные на убийство целого народа, столь травмирующие для миллионов их непосредствен­ных жертв, так редко отпечатывались в сознании более широкого круга людей? Почему эти леденя­щие кровь явления массового страдания не стали убедительными, доступными широкой обществен­ности нарративами коллективного страдания для соответствующих народов, не говоря уже о мире в целом? Я полагаю, что причины этого можно обна­ружить в сложных схемах процесса травмы, кото­рые приведены здесь.

В сущности, за несколько лет до массового уничтожения нацистами евреев, события, которое со временем превратило западную современность в отчетливого носителя коллективной травмы в двадцатом столетии, самое развитое общество за пределами Запада уже само занималось система­тическими злодеяниями. В начале декабря 1938 года вторгшиеся в Китай японские солдаты выре­зали целых триста тысяч китайцев - жителей го­рода Нанкин. По приказам самых высших кругов правительства империи они занимались резней на протяжении шести самых кровавых недель совре­менной истории без помощи технических приспо­соблений, которые позднее придумали нацисты в ходе массового уничтожения евреев. В отличие от убийств, совершенных нацистами, злодейства японцев не были сокрыты от остального мира. На­оборот, они осуществлялись на глазах критически настроенных и весьма красноречивых западных наблюдателей, и о них массово сообщалось уважа­емыми представителями мировой прессы. Однако за шестьдесят лет, истекших с того момента, уве­ковечивание памяти об «изнасиловании Нанки-

глава з

на» так и не вышло за пределы Китая и почти не вышло со временем даже за пределы самого Нан­кина. Эта травма не внесла практически никакого вклада в коллективную идентичность Китайской народной республики, не говоря уже о вкладе в самовосприятие послевоенного демократического правительства Японии. Как говорит одна из самых недавних исследовательниц резни, «даже по мер­кам самой разрушительной войны в истории Изна­силование Нанкина представляет собой один из са­мых жутких примеров массового истребления лю­дей». Тем не менее, хотя для современных жите­лей Нанкина это событие является исключительно травмирующим, оно стало «забытым Холокостом Второй мировой войны». По сегодняшний день оно остается «темным делом» (Chang, 1997: 5-6), самое существование которого привычно и успеш­но отрицается некоторыми из самых влиятельных и признанных официальных лиц Японии.

Как утверждается в настоящей главе, такая не­способность осознать наличие коллективной трав­мы и тем более встроить ее уроки в коллективную идентичность не проистекает из внутренней при-«роды самого изначального страдания. Это ошиб­ка натурализма, проистекающая из популярной теории травмы. Неспособность скорее связана с невозможностью осуществить то, что я называю процессом травмы. В Японии и Китае, равно как и в Руанде, Камбодже и Гватемале, определенно делались заявления о том, что эти «далекие стра­дания» имеют огромную значимость (Boltanski, 1999)²⁰. Но по причинам как социально-струк-

²⁰ В этой полной проницательных суждений книге одного из са­мых важных современных французских социологов приводят-

20'

ГЛАВА 3

турным, так и культурным, группы носителей не нашли ресурсов, власти или интерпретационной компетенции, чтобы широко распространить свои заявления о травме. Не было создано достаточно убедительных нарративов, или же эти нарративы не были успешно представлены более широким аудиториям. Из-за этих неудач преступников, сто­ящих за этими коллективными страданиями, не вынудили признать свою моральную ответствен­ность, а уроки этих социальных травм не были ни увековечены, ни ритуализированы. Не появилось новых определений моральной ответственности. Границы социальной солидарности не расшири­лись. Не изменились коллективные идентичности более примордиального и специфического харак­тера.

В данной заключительной части я попытался подчеркнуть сделанное ранее утверждение о том, что представленная здесь теория не является лишь технической и научной. Она имеет дело с норма­тивными вопросами и существенным образом проясняет процессы нравственно-практического действия. Каким бы мучительным ни был процесс травмы, он позволяет сообществам определять новые виды моральной ответственности и влиять на политические курсы. Этот открытый и кон­тингентный процесс создания травмы и идущее рука об руку с ним распределение коллективной ответственности так же важны для не-западных обществ, как и для западных. У коллективных

ся убедительные аргументы в пользу нравственной применимо­сти получаемых из вторых рук глобальных образов массового страдания, но там не представлено многостороннее объяснение причин того, почему и где такие образы могут быть убедитель­ными, а где нет.

ГЛАВА 3

травм нет географических или культурных гра­ниц. Теория культурной травмы без ущерба для чьих-либо прав может быть применена ко всем (и ко всевозможным) случаям, когда общества скон­струировали и пережили или не сконструировали и не пережили культурные травмирующие собы­тия, а также ко всем попыткам этих обществ из­влечь или не извлечь нравственные уроки, кото­рые, как можно утверждать, следуют из этих со­бытий.

Дата добавления: 2017-01-14