Гражданский дискурс Америки в его современной форме

Ibid., 4111.

Ibid., 4111.

Ibid., 4120.

ГЛАВА 5

Учитывая тот факт, что правительству Гранта было присуще «донкихотство личной претенциоз­ности», неудивительно, что Самнер также считал, что президент действует вне рамок закона, особен­но пытаясь аннексировать Санто-Доминго в поль­зу Соединенных Штатов Америки. Стоит обратить внимание на то, как Самнер пытается присоеди­ниться к демократическому дискурсу, подчерки­вая собственную рациональность.

«Привлекая внимание к этой претензии на еди­новластие, столь революционной и не вяжущейся с республиканской традицией, я хочу остаться сдержанным в своих выражениях и придержи­ваться строжайших границ. Факты неоспоримы, и никто не может отрицать, что имеет место гру­бое нарушение конституции и международного права, равно как и оскорбление черной республи­ки - и все это больше заслуживает порицания и явно больше выходит за рамки конституции и за­кона, чем какие бы то ни было обвинения, предъ­явленные Эндрю Джонсону во время процедуры импичмента»⁸.

Защищая Гранта, сенатор Логан демонстрирует весьма отличное от вышеприведенного понимание правильного расположения персонажей внутри гражданских кодов. Он утверждает, что вовсе не президент Грант, а сенатор Самнер лучше всего описывается в рамках контрдемократического дискурса. Он обвиняет Самнера в том, что его по­ведение не соответствует этическим требованиям рационального поведения и мышления, что он -сторонник сложной интеллектуальной элитарно­сти, лжец и себялюбивая эгоистичная душа, не-⁸ ibid.,4ilT~

ГЛАВА 5

способная действовать как автономный сенатор с реалистическим мировоззрением.

«Мне было грустно наблюдать, как сенатор... унижается, как в данном случае, с целью дать вы­ход своей желчи и мстительным чувствам в отно­шении президента и тех, кто его поддерживает»⁹.

«Его управление государственными делами на протяжении двадцати четырех лет заключалось в изречении высокопарных фраз, длинных, затяну­тых предложений и пассажей, взятых из античной литературы.... Оно состоит в плагиате, деклама­ции и самолюбовании»¹⁰.

«Давайте сравним кожевника-президента с бле­стяще образованным сенатором из Массачусетса, который столь многого добился, и посмотрим, как сенатор будет смотреться при этом сравнении. Се­натор из Массачусетса за всю свою жизнь не впи­сал в историю нашей страны ни единого поступка, который был бы его собственным изобретением и не был бы осуществлен с помощью других людей, у которых было больше, чем у него, понимания людей и вещей. Генерал Грант, президент Соеди­ненных Штатов Америки, кожевник из Галины... создал свою историю из поступков, которые будут жить в веках»¹¹.

Логан не только оскверняет Самнера, описывая его в терминах элементов контрдемократического кода, но и утверждает, что Гранта лучше всего ти­пизировать в терминах элементов кода демократи­ческого. Логан добивается этого, задавая ритори-

Congressional Globe, 42^nd Congress, 2^nd session, 1872, приложение, 18: 522.

¹⁰ Ibid., 523.

¹¹ Ibid., 524.

ГЛАВА 5

ГЛАВА 5

ческие вопросы, которые отделяют президента от выдвигаемых Самнером обвинений. «В каком от­ношении президент нарушил закон? Я прошу се­натора из Массачусетса рассказать нашей стране, в каком пункте президент нарушил конституцию, в каком именно пункте¹².... С кем затевал склоки президент? Я не знаю»¹³.

Наконец, Логан создает положительный образ президента Гранта с помощью важнейших эле­ментов дискурса свободы, показывая, что его чест­ность и добросовестность обеспечили поддержание правопорядка и верховенство принципов сотруд­ничества и цивилизованности. «Из президента Гранта вышел честный президент. Он добросове­стен. Международные дела в хорошем состоянии. Мы в мире с цивилизованными народами, мы ни с кем не воюем. В каждом штате в нашем Союзе спокойно; законы добросовестно выполняются и отправляются; по всей стране царит тишина и покой»¹⁴.

В выступлениях Самнера и Логана видно, как два человека могут типизировать одних и тех же людей и события и придавать им законный ха­рактер поразительно различным образом. Однако ошибочно было бы рассматривать данный процесс исключительно в индивидуалистическом аспекте. Хотя каждый отдельно взятый человек типизиру­ет, изобретает трактовки специально для опреде­ленного случая и описывает события, это делается с опорой на коллективно разделяемые культурные коды.

¹² Ibid., 523.

¹³ Ibid., 527.

¹⁴ Ibid., 530.

В случае с объявлением импичмента Эндрю Джонсону мы видим нападки на президента, по­хожие на нападки Самнера на Гранта, но более жесткие и разделяемые большим числом людей. Это можно объяснить поразительной способно­стью Джонсона отвращать от себя значительные группы членов политического сообщества широ­ким использованием исполнительной власти и злоупотреблением ею, враждебностью по отноше­нию к конгрессу и приверженностью умеренной политической линии в вопросе Реконструкции Юга. Однако проблемой, которая непосредственно привела к началу процедуры импичмента, стала попытка Джонсона без согласия конгресса заме­нить Эдвина Стэнтона на посту военного министра своим личным другом Лоренсо Томасом.

Противники Эндрю Джонсона заявляли, что у президента неполноценная структура личности. Его выставляли расчетливым и эгоистичным при­верженцем макиавеллизма и одновременно ир­рациональным и эмоциональным глупцом. Это кажущееся противоречие между данными двумя линиями нападок неочевидно для «практиков рассуждения», мышление которых протекает в рамках бинарных оппозиций главных кодов Аме­рики. Так, газета «Нью-Йорк Дейли Трибьюн» реконструировала макиавеллевскую стратегию Джонсона в передовице от 7 февраля 1868 года, а позднее в том же месяце выступила против него на тех основаниях, что ему не хватает самоконтроля.

«Мы почти можем себе представить ход рас­суждений президента. Грант сослужил неплохую службу. Он приятный человек, его легко подчи­нить себе. Здесь он хорошо справился.... Теперь

ГЛАВА 5

дело за Стэнтоном. Страна совершенно о нем за­будет еще до того, как пройдет заседание конгрес­са. Грант вернется в армию. Я предоставлю неко­торым сенаторам-радикальным республиканцам одного-двух сборщиков налогов и проведу в Сенате Стидмана и Блэка, как я это сделал с Руссо. Так мне удастся убрать Стэнтона с дороги и полностью покончить с Грантом, потому что радикальное крыло республиканцев сочтет его моей птицей-приманкой и не станет ему доверять. Когда зако­нопроект о сроке пребывания в должности таким образом рассыплется в прах, все будет просто за­мечательно».

«Американские джентльмены покраснели, когда вспомнили, что пьяный вице-президент по­трясал кулаком перед лицом послов зарубежных стран.... Мы видели, как президент перебрасывал­ся словами с толпой в Кливленде, защищал бунт и убийство в Сент-Луисе и выступал с дикими, бес­связными речами на каждой станции.... Стоит вспомнить, что в нравственном отношении пре­зидент уже давно осужден здравым смыслом сво­их соотечественников» (New York Daily Tribune, передовица, February 24, 1868).

Джонсон демонстрирует состояние алкоголь­ного опьянения и дурной нрав; с ним ассоцииру­ются бунты, толпы, дикость, бессвязность и убий­ство - самый антигражданский поступок из всех возможных. Эти качества противопоставляются нравственности, здравому смыслу и отсылающему к братским отношениям термину «соотечествен­ники».

Учитывая эти серьезные личностные недостат­ки Джонсона, применение к нему и других аспек-

ГЛАВА 5

тов контрдемократического дискурса было неиз­бежно. Утверждалось, что у него есть грандиозный план по замене активных и критически настроен­ных государственных служащих сетью пассивных подхалимов. Например, в ходе очень важного об­суждения один конгрессмен заявил, что Джонсон попытался заменить Стэнтона на посту военного министра «неким раболепствующим льстецом, который ради своего патрона согласится стать податливым инструментом в его руках, лишь бы патрон достиг своей низкой цели». Результатом таких действий, продолжает конгрессмен, может быть лишь уничтожение института государствен­ной должности, а постепенно и самой демократии. «Если [Джонсон] сможет проявить такую власть в данном случае [удаление Стэнтона], то ему оста­ется лишь удалить каждого государственного слу­жащего, который не согласится быть пресмыкаю­щимся рабом его воли, послушным его власти, и разрушить республику»¹⁵.

В целом в конгрессе утверждали, что Джонсон намеревается преступить закон. Это институци­ональное нарушение было неизбежно, учитывая непоправимо ущербную личность президента.

«В безумном порыве осуществить свои злые за­мыслы он не считается с законами и законодатель­ным правом страны».

«Эндрю Джонсон... умышленно и преднамерен­но нападает на величие закона и пытается растоп­тать его. Этот поступок... сорвал маску с человека, который стал президентом вследствие преступле­ния политического убийцы, и провозгласил,... что

¹⁵ Г-н Мэллори, Congressional Globe, 40^th Congress, 2^nd session, 1868, приложение, 18: 227.

ГЛАВА 5

Эндрю Джонсон без промедления преступит за­коны, если они будут мешать его планам, и, если представится возможность, объявит себя диктато­ром на развалинах республики»¹⁶.

Стоит заметить, что эти простые аргументы построены на ряде взаимосвязанных противопо­ставлений. Альтернативой сакральной цивилизо­ванности выступает злобная расчетливость, аль­тернативой благопристойному законотворчеству -безумие и попирание закона. Страна пройдет путь от величия к разрушению, от республики к дикта­туре.

Противники президента Джонсона требовали исключить его из гражданского общества на том основании, что он движим контрдемократически­ми мотивами, что он пытается создать отношения и институты подавления вместо существующей системы, которая считалась преимущественно демократической. Сторонники Джонсона видели события в совершенно другом свете, хотя поль­зовались тем же кодом. Прежде всего, они про­тивостояли самим высказываниям в духе нрав­ственной конфронтации, заявляя, что атмосфера символического обобщения, требовавшая приме­нения нравственно санкционированных кодов, непомерно накалена. Сторонники Джонсона по­лагали, что события нужно трактовать не в терми­нах трансцендентальных ценностей, а в терминах более приземленной схемы конкретных техниче­ских деталей законодательства, и утверждали, что то, что сегодня назвали бы установками в духе «Realpolitik», необходимо, чтобы поддержать на-

¹⁶ Г-н Дриггс, ibid., 276. Г-н Прайс, Congressional Globe, 40^th Con­gress, 2^nd session, 18: 1367. 1868.

ГЛАВА 5

циональные интересы в трудный период Рекон­струкции. Среди самых влиятельных сторонников Джонсона была газета «Нью-Йорк Тайме»:

«У конгресса уже и так ровно столько серьез­ных и срочных дел большой важности, сколько он может разумно разрешить. Вывести сейчас на по­литическую арену такое волнующее событие, как импичмент... означало бы не только отдалить му­дрое и благотворное восстановление Союза и мира, но и спровоцировать повторное возникновение опасностей, которых мы только что избежали» (Передовица, February 14, 1868).

«По нашему мнению, подвергание президен­та импичменту совершенно неуместно до тех пор, пока конституционный характер соответству­ющего закона остается спорным» (Передовица, February 24, 1868).

Но было необходимо также более открыто про­тивопоставить нечто оскверняющим категориям обвинения Джонсона. В своем собственном защит­ном слове Джонсон утверждал, что его попытки удалить Стэнтона из военного министерства без согласия конгресса имели целью испытать пункт закона, а не узурпировать власть. Согласившись с таким типированием, «Нью-Йорк Тайме» писала: «Метод достижения господином Джонсоном своих целей всегда вызывал больше протестов, чем сами цели. Текущие разногласия - как раз такой слу­чай» (передовица, February 24, 1868).

Поскольку истинное отношение между «мето­дом достижения целей» и «самими целями» не­возможно установить, читателям и политическим акторам предлагается восстановить недостающие звенья посредством разновидности «докумен-

ГЛАВА 5

тального метода»¹⁷. В принципе, отличающиеся друг от друга мнения по поводу одних и тех же со­бытий или личностей могут формироваться, или «документироваться», людьми с одной и той же сырой информацией. Однако на деле информация в социальной жизни является не сырой, а состря­панной: она сама формируется коллективными культурными логиками, которые лишь опреде­ленным сочетаниям трактовок позволяют выгля­деть разумно. Джонсон никак не может пытаться узурпировать власть и одновременно выглядеть рациональной, озабоченной нравственными во­просами личностью. Однако Джонсон может ис­пытывать конституционность закона в отноше­нии законопроекта о сроке пребывания в долж­ности и оставаться человеком с демократическим образом мышления. Так как «Нью-Йорк Тайме» верит в достойные мотивы намерения Джонсона удалить Стэнтона с должности, газета неизбеж­но будет утверждать, что образ тех, кто стремит­ся подвергнуть его импичменту, сформирован контрдемократическими кодами. «Разум, рас­судительность или патриотизм не имеют ничего общего с провозглашаемой ныне целью [импич­ментом]. И в отношении замысла, и в отношении исполнения это пристрастность, разросшаяся до уровня неистовства и усугубленная личной нена­вистью, которой вскоре станут стыдиться многие из тех, кто вчера голосовал за импичмент» (пере­довица, February 25, 1868).

Если принять во внимание эти партикулярист-ские и иррациональные мотивы, то едва ли уди­вительно, что противников Джонсона в конгрессе ¹⁷ См. Garfinkel, Studies in Ethnomethodology (1967).

ГЛАВА 5

обвинили в нападках не только на президента, но и на самую ткань демократического общества. С одной стороны - тирания, ярость, фанатизм и узурпация, с другой - конструктивная деятель­ность патриотов и их конституция. «Господин председатель, за то короткое время, что отве­дено мне под тираническим управлением боль­шинства палаты, я могу лишь мельком осветить темы, которые требуют рассмотрения сейчас, когда участники партийного заговора настрои­лись завершить процесс узурпации правитель­ства через объявление президенту импичмента и его удаления»¹⁸. «Это атака на стены нашего правительства, возведенные отцами-патриотами, стены, фундамент которых прочно покоится на конституции нашей страны; опасность в том, что эти стены могут не выдержать яростного напора этого торнадо фанатизма»¹⁹.

Неудивительно также и то, что тип социального отношения, подразумевавшийся в этих нападках, считался подавляющим, связанным с секретно­стью и расчетами, а также с грубым использовани­ем власти.

«Во имя большей свободы американцев просят принять хватку монстра, чей скрытый механизм управляется беспринципным Стэнтоном, которого поддерживают и поощряют люди, контролирую­щие радикальное крыло республиканской пар­тии... Усилия господина Стэнтона направлены на то, чтобы учредить вооруженную деспотию в на­шей стране.... Этот заговор достигает своей выс-

¹⁸ Г-н Хамфри, Congressional Globe, 40^th Congress, 2^nd session, 1868, приложение, 18: 268.

¹⁹ Г-н Манджен, ibid., 211.

ГЛАВА 5

шей точки в недавних действиях данной группы по объявлению импичмента президенту Соединен­ных Штатов Америки»²⁰.

Оценка институтов и предпринимательской деятельности

Можно предположить, что экономическая сфе­ра понимается и оценивается лишь в плане способ­ности эффективно обеспечивать производство, со­хранность и распределение благосостояния. Тем не менее это не так. Даже экономические инсти­туты и сделки подвергаются процессу обобщения, посредством которого их трактуют через знако­вые и нравственные различия, которые описаны в настоящей главе. Так называемая Банковская война (Bank War) тридцатых годов девятнадца­того века служит примером данного тезиса. Про­блемой в данном случае было продление устава Банка Соединенных Штатов, срок действия ко­торого должен был истечь в 1836 году. Банк был учрежден конгрессом в 1816 году и был наделен разнообразными необычными правами и приви­легиями. Группу противников продления устава возглавлял президент, Эндрю Джексон. Как было показано, в случае с президентами их огромная личная открытость широкой публике приводит к тому, что внимание сосредоточивается на пси­хологических мотивах. В противоположность этому, нападки на институты, такие как банк, которые обычно более размыты, обычно сосредо­точены вокруг социальных и институциональных связей и действий.

²⁰ Г-н Хамфри, ibid., 269.

ГЛАВА 5

В нападках противников банка постоянно фи­гурировали готические образы, напоминавшие о мрачных аспектах литературы того периода. В обсуждениях в конгрессе в изобилии присутство­вали образы мрака, интриг и странных неуправля­емых сил, угрожающих гражданскому обществу. «Банк был учреждением, рука которого дотяги­валась до каждой части сообщества.... К учреж­дению такого рода, способному простым усилием воли увеличить или уничтожить ценность любого и всякого товара, даже хлеба, который мы едим, следовало приглядываться с неослабевающей бдительностью»²¹.

«И что это за влияние? Неограниченное - не­измеримое. Управление капиталом в шестьдесят миллионов долларов, власть сокрушить любой банк штата в Союзе; следовательно, удерживать в своей железной хватке прессу, конторы, фа­брики и мастерские; влияние банка проникает в каждую часть нашей обширной страны и кон­центрирует и направляет ее энергию так, как заблагорассудится»²².

У банка была такая оскверняющая сила, что он мог превратить демократические социальные от­ношения в контрдемократические.

«Более того, мы считаем его одним из самых колоссальных двигателей политической власти, который когда-либо был воздвигнут; способным воздействовать не только на главу, но и на каждую ветвь правительства, развращать своими деньга­ми и внушать священный трепет своей властью

²¹ Пересказ выступления г-на Клейтона, Register of Debates in Con­gress, vol. 8 [12]: n. p., n. d.

²² Г-н Митчелл, ibid., 1946.

24 Культурсоциология

ГЛАВА 5

добродетельным и независимым действиям пред­ставителей народа и проституировать их в своих низких и зловещих целях»²³.

С этой развратной и внушающей священный ужас силой, которая проституирует и унижает некогда независимых граждан, связывалась аура секретности, противоположная типу отношений, которые были бы характерны для демократиче­ского института. Важным доказательством этого служило нежелание сторонников банка провести открытое официальное расследование. Противни­ки банка заявляли, что открытое и рациональное разбирательство дел банка необходимо, чтобы вы­яснить истину.

«Наше заявление основано на предположении, что устав прекратил свое существование... что банк больше не живая сила, а труп — мертвое тело, которое мы должны исследовать с бесстрастной тщательностью хирурга, который не позволяет ни одному кусочку разлагающейся плоти, ни одной кости или мышце, как бы ужасно они ни выгляде­ли, ускользнуть от лезвия его ножа»²⁴.

Бесстрастная справедливость подразумевает не только рациональность и объективность, но и жизненную силу и саму жизнь; зловещий и пол­ный секретов банк, наоборот, отождествляется со смертью, с осквернением разлагающейся, ужас­ной плоти.

Учитывая скрытную сущность и власть банка, то, что его противники также обнаружили дока­зательства того, что банк — партикуляристское

²³ «Отчет комитета меньшинства о способах и средствах», в: Regis­ter of Debates in Congress, vol. 8 [3], приложение: 148. n. d.

²⁴ Г-н Митчелл, Register of Debates in Congress, vol. 8 [2]: 1945.

ГЛАВА 5

учреждение, отдающее предпочтение интересам врагов гражданского общества, иностранцам и местной элите в ущерб американскому народу, со­вершенно предсказуемо. Поэтому, отклонив закон о банке, президент Джексон включил в обращение к конгрессу следующий аргумент: «акции банка будут представлять большую ценность для ино­странцев, чем для граждан нашей страны».

«Если нам необходим банк с частными акционе­рами, то все соображения разумной политики и все патриотические побуждения предупреждают нас о том, что такой банк должен быть исключитель­но американским. Его акционерами должны быть только наши собственные граждане. Если мы не можем, не нарушая справедливости в отношении интересов, которые маскирует непредусмотритель­ное законодательство, немедленно сделать наше правительство таким, каким оно должно быть, мы по крайней мере можем противостоять всем новым предоставлениям монополий и исключительных привилегий, противостоять какому бы то ни было проституированию нашего правительства в целях преуспеяния нескольких за счет многих»²⁵.

Сторонники банка воспринимали ситуацию иначе. Как и в случае со сторонниками Джонсона, они пытались предотвратить какое-либо примене­ние к банку нравственных категорий и утвержда­ли, что события не достигли символической точки кризиса и что банк, следовательно, можно оцени­вать на основе утилитарного подхода.

«Сэр, высшая похвала [sic], которую можно выразить в отношении Банка Соединенных Шта-

²⁵ Президент Джексон, «Обращение к конгрессу», в: Register of Debates in Congress, vol. 8 [3], приложение: 75, n. d. 79, n. d.

24'

ГЛАВА 5

тов, это то, что он предоставляет правительству стабильную валюту совершенно унифицирован­ной стоимости во всех местах и для всех его фи­нансовых операций и в то же время позволяет правительству собирать и тратить свои огромные поступления таким способом, который причиняет меньше всего неудобств сообществу. Если бы эти же функции были переданы в исключительное ве­дение банков штатов... совершенно неотложные нужды и потребности страны вынудили бы эти банки прибегнуть к роковой политике прекраще­ния выплат полноценными деньгами уже через двенадцать месяцев»²⁶.

Поскольку сторонники банка принимали сим­волическое обобщение как неизбежное, постоль­ку банк также, хотя и менее часто, оправдывали в терминах конкретных деталей демократическо­го дискурса. Например, один сторонник выступал против заявления о том, что банк - исполненная секретности организация, и настаивал на том, что банк, напротив, открыт и честен. «Чеки банка имеют хождение повсеместно, с ними имеют дело каждый день. Объем выпуска известен, банк пре­доставил эту информацию»²⁷.

Тем не менее к защите нравственного статуса банка прибегали реже, чем к нападкам на против­ников банка, о которых говорилось, что они сами контр демократичны. В ответ на предположения о продажности со стороны одного конгрессмена один из самых важных сторонников банка отмечает: «Разве он не получил некоторые предупреждения

²⁶ Г-н Макдаффи, Register of Debates in Congress, vol. 8 [21: 1885-86.n.d.

²⁷ Г-н Денни, ibid., 1945. n. d.

ГЛАВА 5

относительно того, что не стоит слишком доверчи­во внимать подозрениям, которые нашептывают­ся безымянными и безответственными доносчика­ми?... Я не сомневаюсь, что в ухо этого джентль­мена влили яд некоего мрачного измышления»²⁸.

Критика банка опровергается с помощью при­вязки к анонимности, подозрительной, так как она позволяет людям не принимать ответствен­ности за свои заявления. Рациональность мысли­тельного процесса упомянутого критика и чистота его мотивов также подвергается сомнению.

«Я не сомневаюсь, что данный джентльмен считает Банк Соединенных Штатов огромным на­циональным проклятием, и мне, поэтому, легко представить себе, что его ум с доверием отнесется к свидетельствам против банка, которые гораздо слабее, чем те, которых потребовал бы ум с дру­гой предрасположенностью или без какой бы то ни было предрасположенности»²⁹.

«Уничтожение существующего банка... стало бы актом жестокости и каприза, а не справедливо­сти и мудрости»³⁰.

Каприз указывает на иррациональность и от-«сутствие контроля, жестокость - на отсутствие со­вести и доброй воли. Такие мотивы носят осквер­няющий характер сами по себе; из-за них кажется маловероятным, что «проклятие» нации проис­текает только лишь из действий самого банка. В контрдемократических рамках делались нападки и на президента Джексона. Своевольные меры,

²⁸ Г-н Макдаффи, ibid., 1882. п. d.

²⁹ Г-н Макдаффи, ibid., 1887. п. d.

³⁰ «Отчет комитета о способах и средствах», в: Register of Debates in Congress, vol. 8 [3]: 2120. n. d.

ГЛАВА 5

предпринятые президентом в ходе Банковской войны, включая увольнение министра, отказав­шегося подчиниться его приказу изъять феде­ральные вклады из Банка Соединенных Штатов и поместить их в банки штатов, считались важ­ным свидетельством его деспотических наклон­ностей. Пользуясь моментом, Генри Клей, глав­ный политический противник Джексона, заявил, что президент «распространяет на министерство финансов Соединенных Штатов Америки власть, которая ему не предоставляется конституцией и законами, власть, опасную для свобод народа»³¹. С учетом этого беззакония Клей мог также утверж­дать, что Джексон намеревается править силой и создать сеть подавляющих отношений внутри пра­вительства.

«Мы в центре революции; хотя она и бескров­на, мы все же приближаемся к моменту, когда вся власть правительства оказывается сосредоточена в руках одного человека. То применение власти, которое президент Соединенных Штатов Америки присвоил себе в послании к кабинету министров, парализует полномочия конгресса, кроме тех случаев, когда они совпадают с его собственной волей»³².

Таким образом, если противники банка были склонны воспринимать действия этого учрежде­ния в сильно обобщенном контексте, то сторонники банка прибегали к сочетанию приземленной трак­товки целей и средств в отношении действий банка с обобщенной интерпретацией мотивов и методов

³¹ Резолюция, представленная Клеем Сенату, Congressional Globe, 23d Congress, 1" session, vol. I: 54. n. d.

³² Клей, ibid., 54.

ГЛАВА 5

его хулителей. Это, по-видимому, показывает, что в данном кризисе эти два уровня дискурса не явля­ются взаимоисключающими. Уровень обобщения варьируется в зависимости от того, какие объекты типизируются, а также в зависимости от стратеги­ческих позиций и интересов участников.

Связанный с месторождением Типот-Дом скан­дал середины двадцатых годов представляет собой второй пример того, как законность институтов и их операций может определяться лишь на основа­нии их отношения к кодам. Дело о месторождении Типот-Дом было одним из скандалов с участием членов администрации президента Уоррена Гар-динга, и его подробности только-только начали выявляться по смерти президента. Преемником Гардинга стал вице-президент Калвин Кулидж; при нем и проводились расследования. Типот-Дом - название геологической структуры в штате Вайоминг, где находились запасы нефти, отведен­ные конгрессом исключительно на нужды флота. Вместе с другими месторождениями Типот-Дом должен был обеспечить аварийный запас топлива в случае войны. Скандал разразился в 1924 году, когда широкой общественности стало известно, что Гардинг отдал распоряжение, согласно которо­му резерв переходил из-под контроля министра во­енно-морских сил под юрисдикцию министра вну­тренних дел. Кроме того, выяснилось, что министр внутренних дел Альберт Фолл провел переговоры о продаже части запасов нефтяным магнатам Гар­ри Ф. Синклеру и Эдварду Л. Дохини: первый из них купил Типот-Дом, а второй - месторождение Элк-Хиллс в Калифорнии. Доходы от продажи не поступили в министерство финансов, а оказались

ГЛАВА 5

непосредственно в распоряжении флота, который должен был потратить их на развитие своих баз, что обошлось в сто два миллиона долларов, по­траченных без разрешения конгресса. Более того, Фолл получил различные подарки и суммы денег, точный размер которых не был установлен.

Противники сделок с месторождением Типот-Дом считали их весьма контрдемократическими, тайными и незаконными операциями, на которые пошли ради эгоистических интересов и в которых использовался макиавеллевский расчет. Как и в случае с Банковской войной, мы видим, что про­тивники сделок весьма подозрительно относятся к развращающей сущности крупных финансовых учреждений и соотносят себя с защитой демокра­тических идеалов.

«Посмотрите на удивительное коварство, с ко­торым провернули это дело. Совершенно очевидно, что алчные эксплуататоры много лет с вожделе­нием смотрели на эти драгоценные запасы нефти. Только бдительность, смелость и честность преды­дущих администраций сдерживали их попытки день за днем подобраться, подкрасться, подползти к спрятанному там золоту, которого они так жела­ли, несмотря на то, что необходимо было предать свой народ и подвергнуть его опасности, чтобы это золото получить»³³.

Нефтяных магнатов описывают как «ковар­ных», «алчных», «вожделеющих» (эгоизм)и «экс­плуататоров». Такие эпитеты помещают магнатов за пределы гражданского общества, которое они, по-видимому, предают и подвергают опасности, так же, как крадущийся, ползающий змей однаж-

³³ Г-н Стэнли, Congressional Record, 1924, vol. 65 [2]: 1676.

ГЛАВА 5

ды предал Еву. Этим аморальным и бесчеловеч­ным существам противопоставлены смелые, чест­ные и бдительные граждане, которые стремятся защитить страну.

«Мы - непосредственные хранители правитель­ства. Будем ли мы стоять в стороне и позволять большим грабителям извне, которые накопили миллионы, возможно, сомнительным образом, приходить и делать свои соблазнительные пред­ложения недостойным государственным чинов­никам, жаждущим добытого нечестным путем до­хода от продажных сделок, предложения открыть двери к природным ресурсам страны и бесстыдно торговать ими, как овцами на рынке?»³⁴

Образ жадных вождей требует наличия пассив­ных и почтительных последователей. Повторим: некий образ возникает из сети акторов, которые ведут себя, как марионетки под управлением вож­дей-манипуляторов. Хотя вожди воспринимаются как активно «разрабатывающие комбинации и со­ставляющие заговоры»³⁵, большая масса вовлечен­ных в ситуацию людей описывается как пассивная и контролируемая вождями.

«Совершенно потрясающе то, что в трех вели­ких ветвях закона, где много образованных экс­пертов и многие тысячи людей, каждый из кото­рых знал или должен был знать, что это дело ис­полнено зла, не раздалось ни единого возгласа про­теста. Членов кабинета министров, образованных адвокатов, проницательных экспертов передвига­ли, как пешки на шахматной доске, невидимыми и коварными руками или корыстолюбивыми ру-

³⁴ Г-н Хефлин, ibid., 1311.

³⁵ Г-н Маккеллар, ibid., 1682.

ГЛАВА 5

нами Фолла.... Я не в состоянии понять, как один умный Яго мог провести всех этих доверчивых Отелло в своем окружении, как одна коварная и корыстолюбивая душа могла ввести в некий кош­марный транс сотни людей»³⁶.

Для борьбы с пагубными последствиями дела о месторождении Типот-Дом были предложены две стратегии. Первая заключалась в том, чтобы продолжить расследование, которое должно было стать примером дискурса свободы. Так, в ходе важного выступления президент Кулидж проти­вопоставляет ассоциациям с подавлением и уси­ливающемуся оскверняющему аспекту скандала обещания немедленного наказания, которое свя­зано с контрастирующим с этими ассоциациями и аспектом сочетанием открытости и ясности, бес­пристрастности и интересов гражданского сообще­ства. «Сами мы предполагаем следовать по ясно­му, открытому пути правосудия. Мы обеспечим немедленное, соразмерное, непоколебимое как уголовное, так и гражданское преследование по закону, чтобы наказать виновных и защитить все национальные интересы. В этом процессе не будут замешаны ни политика, ни пристрастность»³⁷.

Вторая стратегия заключалась в том, чтобы пре­небречь тонкостями правовой системы и просто объявить соглашения недействительными еще до того, как дело будет передано в суд. Эта стратегия особенно показательна, потому что демонстрирует уступки подавляющим кодам, на которые власти, как они заявляют, вынуждены идти, чтобы защи-

³⁶ Г-н Стэнли, ibid., 1678.

³⁷ Президент Кулидж, выступление от 12 февраля 1924 года. Отрывок в передовице: Washington Post, February 13, 1924.

ГЛАВА 5

тить и восстановить демократию. «Мне безразлич­но, какая юридическая терминология использу­ется при мошеннической передаче собственности правительства Соединенных Штатов Америки банде мародеров с их миллионами. Я готов создать прецедент, заявив, что эти сделки должны быть аннулированы в ту самую минуту, когда прави­тельству становится известно наличие скандала и преступления»³⁸.

На данном этапе читатель уже, вероятно, смо­жет догадаться, какие стратегии использовали немногочисленные защитники сделок. Эти страте­гии хорошо видны в заявлении, сделанном нефтя­ным дельцом Дохини. Он утверждал, что рассле­дующие сделки лица ведомы эгоистичными поли­тическими интересами, а не высокими идеалами.

«Ноябрьские выборы, а не законность сделки об аренде нефтяных запасов являются единственным фактором, который сейчас управляет действиями политиков, занимающихся так называемым не­фтяным расследованием.... Американцы отправ­ляют сенаторов и членов палаты представителей в Вашингтон, чтобы они занимались законотворче­ством. Но некоторые из последних приходят к вы­воду, что они приобретут гораздо больше извест­ности, когда превратятся в ищеек-детективов, а не тогда, когда они будут пытаться вести себя, как го­сударственные деятели» (Заявление в Washington Post, March 3, 1924: 1).

Из-за такого эгоистичного настроя именно те, кто расследует дело, а вовсе не Дохини, представ­ляют собой угрозу закону и конституционности. «Сейчас предпринимается попытка уничтожить ³⁸ Г-нХефлин в: Congressional Record, vol. 65 [2]: 1312.

ГЛАВА 5

сделки об аренде и осудить меня и других граждан в преднамеренно отравленной, исполненной преду­беждения атмосфере. Такая попытка увенчается успехом, только если при этом будет уничтоже­но священное конституционное право на спра­ведливый и беспристрастный суд» (заявление в Washington Post, March 3, 1924: 2).

Дохини обвиняет своих обвинителей в том, что они не выполняют своих официальных обязанно­стей, и в том, что они не только полны тщеславия и предубеждения, но и выглядят смехотворно в сво­их разрушительных устремлениях. Конструируя нефтяных магнатов как граждан, он заявляет, что попытки их наказать угрожают осквернить (отра­вить) ценности справедливости и беспристрастно­сти, которые составляют часть сакрального ядра демократической жизни.

Наконец, Дохини заявляет, что его собственные действия согласуются с демократическим кодом. Магнат настаивает на том, что сделки об аренде не только не являются предательскими, но и имеют своей целью общее благо. Он сравнивает свой соб­ственный благородный и жертвенный поступок с грязной тактикой своих противников, которые обманули гражданское общество в отношении его истинного великодушия и патриотизма.

«Адмирал Робинсон, начальник инженерных войск флота, а также другие специалисты засвиде­тельствовали, что наши сделки, включая построй­ку резервуара в Перл-Харборе, совершенно необ­ходимы для защиты побережья Тихого океана.... Сенатор Уолш и его коллеги-демократы прекрасно знают, что для того, чтобы обезопасить побережье Тихого океана от нападений врага, моя компания

ГЛАВА 5

в действительности ссудила правительству почти пять миллионов долларов, выплаты которых нам придется ждать неопределенно долго. Но намека­ми на скандал и собственно разжиганием сканда­ла они успешно замаскировали этот факт от обще­ственности» (Заявление в Washington Post, March 3, 1924: 2).

Одним из многих исполненных иронии обсто­ятельств, связанных с делом о месторождении Типот-Дом, стало то, что сооружения, возведен­ные Дохини в Перл-Харборе в рамках соглашения по месторождению Элк-Хиллс, позднее помогли избежать полного краха Тихоокеанского флота США после нападения японцев.

Разногласия по поводу государственной политики

То, понимаются ли политические меры как угроза ценностям и единству американского на­рода или же они принимаются как законные, ре­шительно зависит от того, как они кодируются. В данном разделе мы кратко опишем, как демокра­тический и контрдемократический коды форми­руют отличные друг от друга мнения по поводу по­литических мер.

Нуллификационный кризис (Nullification Crisis) 1832 года в миниатюре представляет те по­литические трактовки, которые были характерны для Америки, приближающейся к Гражданской войне. Высказывания о правах штатов были при­вязанной к определенной территории и истори­ческому периоду версией демократического кода, и именно на их основе съезд в Южной Каролине

ГЛАВА 5

аннулировал одобренные конгрессом законопро­екты, которые вводили высокие тарифы на ввози­мые промышленные товары. Жители Южной Ка­ролины утверждали, что эти законы пагубны для их интересов, что тарифы поднимут уровень стои­мости жизни для южан, но при этом будут благо­приятствовать северным промышленным штатам. Однако данные возражения не формулировались в приземленном контексте «цели-средства»; они выдвигались в рамках высокоморального дискур­са. Сам указ о нуллификации начинается с осуж­дения конгресса как подавляющего института, которому свойственны контрдемократические со­циальные отношения и мотивы.

«Итак, Конгресс Соединенных Штатов Аме­рики посредством различных законов, которые претендуют на то, чтобы быть законами, облага­ющими пошлинами и данью иностранные това­ры, но на деле имеют целью защитить внутренних производителей и наделить богатством отдельные классы и отдельных людей, занятых в определен­ных видах деятельности, за счет других классов и лиц, а также в ущерб им и за счет их притеснения, и посредством полного освобождения от налогов определенных иностранных товаров, таких, кото­рые не производятся и не изготавливаются в Со­единенных Штатах Америки, с целью обеспечить себе предлог не налагать повышенные и чрезмер­ные пошлины на товары, сходные с теми, которым оказывается покровительство, превысил свои за­конные полномочия по конституции, полномочия, которые не дают ему никакой власти предлагать такого рода покровительство, и попрал подлинное значение и замысел конституции, которая гаран-

ГЛАВА 5

тирует равенство в наложении налогового бремени на штаты и части конфедерации»³⁹.

Южная Каролина связывается с равенством и конституцией, а конгресс - с партикуляризмом, притеснением и иностранной угрозой. Как и в слу­чае с Банковской войной и делом о месторождении Типот-Дом, обиженная сторона считает, что она хладнокровно, открыто и рационально противо­стоит вероломной развращенности, подбирающей­ся к американскому обществу.

«Во всех частях страны наблюдается склон­ность останавливать тем или иным способом про­движение невыносимого зла. Эта склонность воз­никла не из сиюминутного волнения, но из свобод­ных сдержанных обсуждений в прессе, поэтому нет оснований полагать, что она когда-либо утих­нет по какой-либо еще причине, кроме как исчез­новение источника острого оскорбления»⁴⁰.

Если бы федеральное правительство применило силу в отношении Южной Каролины, это было бы еще одним доказательством его подавляющей сущ­ности. «Если только президент не решит отринуть все конституционные обязательства и растоптать законы своей страны, у него не может быть ника­кой власти применять силу против штата Южная Каролина»⁴¹.

Южная Каролина репрезентировала себя не как штат, нападающий на Союз, а как штат, пы­тающийся его обновить, как нечто, находящееся

³⁹ «Указ о нуллификации определенных законопроектов Конгресса Соединенных Штатов Америки» в: Register of De­bates in Congress, 1832, vol. 9 [2], приложение 162.

⁴⁰ «Обращение к народу Южной Каролины их делегатов на съезде», ibid., 163.

⁴¹ «Воззвание губернатора Хейнса», ibid., 195.

ГЛАВА 5

ближе к символическому центру Америки, чем сам ее институциональный центр. Южная Каро­лина соотносила себя с рациональностью, законом и конституционностью в противовес притеснению, тирании и силе. Естественно, те, кто был против нуллификации, подвергли обращению отношения между штатом и демократическим кодом. Напри­мер, президент Джексон обвинял Южную Кароли­ну в том, что она эгоистично ставит под сомнение верховенство закона и провоцирует жестокое, а не рациональное поведение.

«Это печальное отрицание закона и власти Со­единенных Штатов Америки сопровождалось ря­дом поступков со стороны властей штата, которые демонстрируют решимость превратить в неизбеж­ность те меры самозащиты, которых требует выс­ший долг федерального правительства.... Словом, Южная Каролина поставила собственные волю и власть выше законов, сама стала судьей в своем деле и немедленно перешла от всех промежуточ­ных стадий к мерам открытого сопротивления, которые, если им не подчиниться, могут быть осу­ществлены только оружием.... Право граждан от­дельного штата по собственному желанию без со­гласия других штатов освобождать себя от своих самых серьезных обязательств и ставить под угро­зу свободы и счастье миллионов людей в нашем со­юзе невозможно признать»⁴².

Смысл речи президента ясен: произвольные же­лания и принуждение силой, свойственные Юж­ной Каролине, подвергают опасности гражданское согласие, свободу и верховенство закона, преобла-

⁴² «Обращение президента Соединенных Штатов Америки к Сенату и Палате представителей», ibid., 147, 151, 149-50.

ГЛАВА 5

дающие в большом гражданском сообществе. Сле­довательно, насильственные действия оправданы в целях защиты целостности данного гражданско­го сообщества.

Критика в социальных науках, поступает ли она с левого или с правого фланга, обычно сводится к тому, что модернизация лишает действия отдель­ных людей и институтов их этической привязки, порождает аномию и хаос и допускает появление плоского мира, где господствует инструментальная рациональность. С этой точки зрения можно зая­вить, что примеры ярко проявленной общественной оценки, приводившиеся в данной книге, относятся только к более ранним, более «традиционным» эпо­хам американской истории. Можно утверждать, что на протяжении текущего столетия социальная эволюция - рационализация, капитализм и секу­ляризация - усилилась и породила склонность к дискурсу, который носит менее экзальтированный и более приземленный и «рациональный» харак­тер. В данном, заключительном, разделе этой гла­вы мы представим доказательства противополож­ной точки зрения: над американским обществом конца двадцатого века продолжает довлеть описан­ный выше дискурс. Мы не утверждаем, что ничего не изменилось. Очевидно, что дискурсы на более конкретных, промежуточных уровнях отражают исторические условия и противоречия, в рамках которых они возникают. Например, в двадцатом столетии дискурс, связанный с правами штатов,

25 Культурсоциология

ГЛАВА 5

стал менее важным, в то время как дискурс, связан­ный с гражданскими правами отдельных лиц, воз­рос в своей значимости. Мы, однако, утверждаем, что в глубинной структуре, из которой происходят эти дискурсы и к которой они должны обращаться, существует преемственность.

К несчастью для социальной науки, история никогда не повторяется одним и тем же образом. Вот почему мы не можем обеспечить точный «кон­троль» над нашим противопоставленным тради­ции историцизма экспериментом, исследуя кри­зисы, которые в точности соответствуют ранее рассмотренным. Тем не менее, между проблемами нижеследующих случаев и предыдущими при­мерами существует общее сходство. В падении Ричарда Никсона в начале семидесятых годов об­наруживается много общего с процедурой импич­мента Джонсона за сто лет до этого. Дело «Иран-контрас» конца восьмидесятых показывает, что структуры гражданского дискурса столь же важ­ны для понимания сегодняшних скандалов в ис­полнительной власти, как и во время дела о место­рождении Типот-Дом. В сущности, можно утверж­дать, что соответствие между современными и бо­лее ранними обсуждениями скандалов временами столь поразительно, что можно было бы поменять местами заявления, относящиеся к более раннему и более позднему кризисам, и это не изменило бы сути ни того, ни другого утверждения.

И все же, хотя сходство имеет принципиаль­ное значение для одной части нашей теории, для другой ее части важны различия. Примеры по­слевоенного периода еще раз показывают изуми­тельную пластичность кодов, случайным обра-

ГЛАВА 5

зом применяемых к большому и беспорядочному диапазону проблем. В самом деле, в последнем из обсуждаемых нами примеров мы расширяем сфе­ру явлений, рассматриваемых в данной главе, и показываем, как гражданский дискурс Америки используется для того, чтобы понимать не только внутренние силы и события, но и иностранцев и зарубежные державы.

Ричард Никсон и «Уотергейт»

Дискурс, связанный с началом процедуры им­пичмента в отношении президента Никсона в 1974 году, удивительно похож на дискурс, связанный с процедурой объявления импичмента президенту Джонсону примерно столетием ранее. Хотя кон­кретные обстоятельства в первом случае (незакон­ное проникновение в отель «Уотергейт» и укры­вательство, злоупотребление надзорными полно­мочиями ФБР, ЦРУ и налоговой службы США, отказ президента следовать постановлениям о предоставлении документов и кассет с записями и тайные бомбардировки Камбоджи) резко отли­чаются от обстоятельств, связанных с процедурой импичмента в отношении Джонсона (закон о сро­ке пребывания в должности, удаление Стэнтона и различные заявления, идущие вразрез с линией конгресса), обобщенные трактовки, предлагаемые инициаторами процедуры импичмента, формиро­вались под воздействием логики одной и той же символической структуры. Как и в случае с Джон­соном, мотивы Никсона многими воспринимались в терминах контрдемократического дискурса. Как стало ясно из обсуждений комитета конгресса по

Дата добавления: 2017-01-14