Понятие великой (исторической) личности

Проблема «великих людей», по словам Э. Трельча, - это проблема творческой индивидуальности, оригинальности отдельных людей внутри социального целого. Такой творческий элемент может вырастать до величайшей силы, и эта оригинальность личности обладает силой преобразующего влияния на общество. «Такой творческий элемент присущ как будто каждому человеку, но может вырастать, проходя все степени пассивности до величайшей силы. Это означает, что решающую роль начинает играть новое, не содержавшееся еще в предшествовавших элементах; оно утверждается и, постоянно увеличивая действительное, привносит в действительности новые образования, силы, начинания. «Великие люди», или «выдающиеся личности», как их называют, составляют здесь, правда, точки концентрации и вершины, но совершаемый ими творческий синтез проникает в качестве образующей силы в институты и духовные силы, которые они создали непосредственно или опосредствованно. Что дело действительно обстоит таким образом, показывает изучение истории»[244].

Наиболее общее представление о роли великих людей в истории и культуре восходит к античному принципу героизма, согласно которому герой - это выразитель целого, а это, в свою очередь, выражает идею тождества части и целого, зародившуюся в качестве принципа мифологического сознания и диалектически разработанную античными философами. Роль великих людей определяется тем, что в своей деятельности они реализуют не только лишь частные интересы, но - всеобщее. Гегель называет великими людьми в истории тех, «личные частные цели которых содержат в себе тот субстанциальный элемент, который составляет волю мирового духа... Они являются великими людьми именно потому, что они хотели и осуществили великое и притом не воображаемое и мнимое, а справедливое и необходимое»[245]. «Сверхчеловек», о котором пишет Ф. Ницше, - из их числа.

Ф. Ницше определяет сверхчеловека как представителя духовной элиты, исходя в общем из того, что природа «отделяет одних - по преимуществу сильных духом, других - по преимуществу сильных мускулами и темпераментом и третьих, не выдающихся ни тем, ни другим - посредственных: последние, как большинство, первые, как элита»[246]. При этом не имеется в виду, что сверхчеловек - это лишь идеал, который, как и всякий идеал, отнесен к будущему. «…В единичных случаях на различных территориях земного шара и среди различных культур, удается проявление того, что фактически представляет собою высший тип, что по отношению к целому человечеству представляет род сверхчеловека. Такие счастливые случайности всегда бывали и всегда могут быть возможны. И при благоприятных обстоятельствах такими удачами могут быть целые поколения, племена, народы»[247]. Таким образом, сверхчеловек - это не просто желаемое будущее, но и реальность. Поэтому можно говорить и о роли сверхчеловека, не имея в виду лишь утопическую фантазию.

«Высшая каста - я называю ее кастой немногих - имеет, будучи совершенной, также и преимущества немногих: это значит - быть земными представителями счастья, красоты, доброты. Только наиболее одаренные духовно люди имеют разрешение на красоту, на прекрасное; только у них доброта не есть слабость. Pulchrum est paucorum hominum*: доброе есть преимущество. Ничто так не возбраняется им, как дурные манеры, или пессимистический взгляд, глаз, который все видит в дурном свете, или даже негодование на общую картину мира… «Мир совершенен» - так говорит инстинкт духовно одаренных, инстинкт, утверждающий жизнь… Духовно одаренные, как самые сильные, находят свое счастье там, где другие нашли бы свою погибель, - в лабиринте, в жестокости к себе и другим, в исканиях; их удовольствие – это самопринуждение; аскетизм делается у них природой, потребностью, инстинктом. Трудную задачу считают они привилегией; играть тяжестями, которые могут раздавить других, - это их отдых … Познание для них форма подвижничества. - Такой род людей более всех достоин почтения - это не исключает того, что они самые веселые, радушные люди. Они господствуют не потому, что хотят, но потому, что они существуют; им не предоставлена свобода быть вторыми…»[248]

Существенное отличие сверхчеловека от большинства Ф. Ницше выражает также с помощью противопоставления свободного ума и связанного ума. «Свободным умом называют того, кто мыслит иначе, чем от него ждут на основании его происхождения, среды, его сословия и должности или на основании господствующих мнений эпохи. Он есть исключение, связанные умы суть правило; последние упрекают его в том, что его свободные принципы либо возникли из желания выделять, либо же заставляют в нем предполагать свободные поступки, т.е. поступки, несоединимые со связанной моралью <…> К существу свободного ума не принадлежит то, что он имеет более верные мнения, а лишь то, что он освободился от всякой традиции»[249].

«Сверхчеловек» - великий мистик, гений или выдающаяся личность, которые всегда находятся в меньшинстве, - оказывается и в центре внимания А. Тойнби. «Акты социального творчества - прерогативы либо творцов-одиночек, либо творческого меньшинства <…> В настоящее время огромные массы людей все еще остаются на том интеллектуальном и нравственном уровне, на котором они пребывали и сто пятьдесят лет назад, когда новые гигантские социальные силы только начали появляться <…> Использование изобретений меньшинства не приводило бы к столь катастрофическим последствиям, если бы в то время, когда меньшинство совершает гигантский нравственный и интеллектуальный шаг вперед, большинство не пребывало в косности. Стагнация масс является фундаментальной причиной кризиса, с которым столкнулась западная цивилизация в наши дни <…> Сам факт, что рост цивилизаций - дело рук творческих личностей или творческих меньшинств, предполагает, что нетворческое большинство будет находиться позади, пока первооткрыватели не подтянут арьергарды до своего собственного уровня <…> Следует добавить, что творческие личности при любых условиях составляют в обществе меньшинство, но именно это меньшинство и вдыхает в социальную систему новую жизнь. В каждой растущей цивилизации, даже в периоды наиболее оживленного роста ее, огромные массы народа так и не выходят из состояния стагнации, подобно примитивному обществу, пребывающему в постоянном застое, так как подавляющее большинство представителей любой цивилизации ничем не отличается от человека примитивного общества»[250].

Творческая личность стремится повлиять на сообщество, и от ответа общества зависит, приведут ли эти усилия к преобразованиям в обществе или же порыв останется тщетным. Появление культурных лидеров А. Тойнби описывает с помощью схемы Ухода-и-Возврата, обращаясь к мифологическим образам и историческим примерам. «Творческая личность, уходя, выпадая из своего социального окружения, преображенная, вновь возвращается, наделенная новыми способностями и новыми силами. Уход позволяет личности реализовать свои индивидуальные потенции, которые не могли бы найти выражения, подавленные прессом социальных обязанностей, неизбежных в обществе. Уход дает возможность, а может быть, и является необходимым условием духовного преображения; но в то же время преображение лишено цели и смысла, если оно не становится прелюдией к возвращению преображенной личности в общество, из которого она удалилась. Возвращение есть сущность всего движения, равно как и его окончательная цель»[251].

На совести творческих лидеров, лежит ответственность не только за рост, но и за надлом цивилизации, что в самом общем виде может быть следствием утраты творческой силы. «Надлом означает исчезновение с исторической сцены творческого меньшинства, вызывавшего доверие большинства и добровольное желание подражать ему, следовать за ним. Постепенно ему на смену приходит правящее меньшинство, которое пытается узурпировать наследство, ему не принадлежащее. Доверие к себе оно пытается сохранить с помощью силы, все еще находящейся в его распоряжении. Следствием подобной политики становится нравственное отчуждение большинства населения»[252]. Надлом приводит к расколу в обществе, эпицентром которого является раскол в человеческой душе.

Величие исторической личности, таким образом, – это духовное величие. Соответственно у А. Тойнби схема Ухода-и-Возврата предполагает, что творческий лидер приносит массе новую идею, у Шелера речь идет о том, что избранные личности служат исходным пунктом для формирования мировоззренческих структур у многих, у массы. У Ницше это сказано по-другому: «Быть великим – значит давать направление. Ни один поток не велик и не богат сам по себе; его делает таковым то, что он воспринимает в себя и ведет за собой столько притоков. Так обстоит дело со всем духовно великим. Все определяется тем, что человек дает направление, которому потом должны следовать многие притоки, а не тем, обладает ли он с самого начала богатым дарованием или нет»[253].

«Массовый человек»

«Все микрокосмические существа неизменно, вновь и вновь, образуют одушевленные массовые единства…» [254]

Характерной чертой современности называют «массовизацию» человека и общества. «Создается впечатление, что мир попадает во власть посредственности, людей без судьбы, без различий и без подлинной человеческой сущности»[255]. По словам Х. Ортеги-и-Гассета, происходит «восстание масс», которое есть не что иное, как «вертикальное одичание»: «Особенность нашего времени в том, что заурядные души, не обманываясь насчет собственной заурядности, безбоязненно утверждают свое право на нее и навязывают ее всем и всюду <…> Сегодня весь мир становится массой <…> Новая социальная реальность такова: европейская история впервые оказалась отданной на откуп заурядности. Или в действительном залоге: заурядность, прежде подвластная, решила властвовать»[256]. О том же писал Ф. Ницше: «…стадный человек в Европе принимает теперь такой вид, как будто он единственно дозволенная порода человека, и прославляет как истинно человеческие добродетели те свои качества, которые делают его смирным, уживчивым и полезным стаду…»[257]

Хотя традиционная мораль всегда внушала массам «стадный инстинкт повиновения» и «до сих пор повиновение с большим успехом и очень долго практиковалось среди людей и прививалось им»[258], современная ситуация заставляет всерьез отнестись к предостережению К. Г. Юнга: «Изменения в характере человека, происходящие под влиянием коллективных сил, буквально изумляют. Деликатное и разумное существо может превратиться в маньяка или дикого зверя...»[259] Здесь речь идет об особенностях коллективного сознания, или о тех изменениях, которые происходят в сознании человека, когда он осознает себя принадлежащим к какому-либо достаточно мощному сообществу. Важно, во-первых, что масса, толпа - это не просто количественные определения, но и качественные, а во-вторых, что человеку не обязательно присутствовать среди большого количества себе подобных, чтобы его сознание приобрело черты массового, - достаточно лишь осознавать себя в единстве с той или иной массой. «...Масса - понятие многозначное. О массе говорят, имея в виду либо просто всю совокупность населения (в этом качестве она всегда есть), либо мгновенную реакцию и поведение людей в острой ситуации (в этом качестве масса внезапно возникает и столь же внезапно исчезает), либо неполноценность толпы, некоей усредненности, чье существование своим массированным давлением определяет все (и в таком качестве это - явление, возникшее в данной исторической ситуации и в определенных условиях, которым отнюдь не следует пренебрегать)»[260]. Примечательно, что из сообщества, первоначально представлявшего собой лишь сумму людей, может образоваться подлинное единство. Так, например, во времена политического переворота «слова могут сделаться судьбой, общественные мнения – страстями. Случайная толпа сбивается на улице в кучу, у нее одно сознание, одно чувство, один язык, пока краткотечная душа не угаснет и каждый не пойдет своей дорогой». Подобному «космическому единству люди обречены, причем всем своим бытием без остатка <…> Приступы воодушевления овладевают массами с той же стремительностью, что и паника… Единства эти формируются под музыку хоралов, маршей и танцев… они весьма подвержены воздействию ярких красок, украшений, нарядов и мундира»[261].

Х. Ортега-и-Гассет определяет массу, противопоставляя ее элите, то есть людям, которые выделяются на общем фоне по тому или иному признаку, признаваемому в данном культурном сообществе ценным. Несомненно, что людей, ничем не выделяющихся, - подавляющее большинство; из этого, однако, еще преждевременно делать вывод, что все они - масса, поскольку существенным является собственное отношение человека к факту своей невыделенности. Если человек этим не доволен, то он, очевидно, будет стремиться стать иным, совершенствовать себя в той или иной сфере. Другими словами, если вспомнить, что человеку как существу свободному, становящемуся присуща способность к самопреодолению, и эта способность отличает его от остальных живых существ, то можно сказать, что стремление к росту, тяготение к идеалу, выход за пределы себя самого - это аутентичное, соответствующее сущности человеческое существование.

Массовый человек, однако, живет по-другому. «Масса - всякий и каждый, кто ни в добре, ни в зле не мерит себя особой мерой, а ощущает таким же, «как и все», и не только не удручен, но доволен собственной неотличимостью»[262]. Массовому человеку, по словам Х. Ортеги-и-Гассета, присущ «герметизм» (закупорка) сознания. «Человек обзавелся кругом понятий. Он полагает их достаточными и считает себя духовно завершенным. И, ни в чем извне нужды не чувствуя, окончательно замыкается в этом кругу. Таков механизм закупорки. Массовый человек ощущает себя совершенным <…> Самосознание у него поистине райское. Природный душевный герметизм лишает его главного условия, необходимого, чтобы ощутить свою неполноценность, - возможности сопоставить себя с другими. Сопоставить означало бы на миг отрешиться от себя и вселиться в ближнего. Но заурядная душа не способна к перевоплощению…»[263] Герметизм же, непроницаемость, замкнутость сознания, как отмечалось, противоположен трансценденции, то есть выходу индивида за границы своей обособленности как необходимому условию становления Я.

Конечно, массы существовали во все эпохи. Своеобразие современной эпохи заключается в том, что они стали претендовать на роль главного, решающего субъекта социальных преобразований, субъекта истории. Как писал Ф. Ницше, массы «обладают волей к власти и желали бы разыгрывать из себя господина»[264].

Однако способен ли массовый человек к социальному творчеству? Чаще всего на этот вопрос дается отрицательный ответ. «До сих пор самой определенной ролью масс было великое разрушение устаревших цивилизаций. Роль эта существует не с нынешнего дня <…> Цивилизации создавались и оберегались маленькой горстью интеллектуальной аристократии, никогда - толпой. Сила толпы направлена лишь к разрушению. Владычество толпы всегда указывает на фазу варварства. Цивилизация предполагает существование определенных правил, дисциплину, переход от инстинктивного к рациональному, предвидений будущего, более высокую степень культуры, а это все условия, которых толпа, предоставленная сама себе, никогда не могла осуществить <…> Если здание какой-нибудь цивилизации подточено, то всегда толпа вызывает его падение. Тогда-то обнаруживается ее главная роль, и на время философия численности является, по-видимому, единственной философией истории»[265].

Для массового человека свойственно скорее не созидательное, а потребительское отношение к культуре. Это связано прежде всего с духовной бедностью массы, которая «не успевает пропитаться традиционной культурой <…> Снабдили ее средствами для того, чтобы жить полнее, но не смогли наделить ни историческим чутьем, ни чувством исторической ответственности. В массу вдохнули силу и спесь современного прогресса, но забыли о духе»[266]. Поэтому Х. Ортега-и-Гассет называет массового человека «баловнем истории», сравнивая его с избалованным наследником и выделяя две главные черты - «беспрепятственный рост жизненных запросов» и «врожденную неблагодарность ко всему, что сумело облегчить ему жизнь». «Баловень - это наследник, который держится исключительно как наследник. Наше наследство - цивилизация, с ее удобствами, гарантиями и прочими благами <…> Изобилие, которым он вынужден владеть, отнимает у наследника его собственное предназначение, омертвляет его жизнь. Жизнь - борьба и вечное усилие стать собой»[267].

Давая социально-психологическую характеристику массового человека, Г. Лебон пишет о законе духовного единства толпы, когда при определенных условиях «собрание людей имеет совершенно новые черты, отличающиеся от тех, которые характеризуют отдельных индивидов, входящих в состав этого собрания. Сознательная личность исчезает, причем чувства и идеи всех отдельных единиц, образующих целое, именуемое толпой, принимают одно и то же направление. Образуется коллективная душа…». Для ее появления не требуется «непременного и одновременного присутствия нескольких индивидов в одном и том же месте. Тысячи индивидов, отделенных друг от друга, могут в известные моменты подпадать одновременно под влияние некоторых сильных эмоций или какого-нибудь великого национального события и приобретать, таким образом, все черты одухотворенной толпы»[268]. Г. Лебон описывает такие характеристики толпы, как импульсивность, изменчивость и раздражительность, податливость внушению и легковерие, преувеличение и односторонность чувств, нетерпимость, авторитетность суждений и консерватизм. «Итак, исчезновение сознательной личности, преобладание личности бессознательной, одинаковое направление чувств и идей, определяемое внушением, и стремление превратить немедленно в действия внушенные идеи - вот главные черты, характеризующие индивида в толпе. Он уже перестает быть самим собой и становится автоматом, у которого своей воли не существует. Таким образом, становясь частицей организованной толпы, человек спускается на несколько ступеней ниже по лестнице цивилизации. В изолированном положении он, быть может, был бы культурным человеком; в толпе - это варвар, т.е. существо инстинктивное»[269]. (Характеристики массовой души, приведенные Г. Лебоном, дают материал, позволяющий, во-первых, составить набросок «портрета» массового человека, а во-вторых, высказать достаточно очевидную оценку массы как социального субъекта; его позиция в целом поддерживается и З. Фрейдом.)

Подобная характеристика соответствует как представлениям о первобытном человеке, у которого сознание еще не выделилось из бессознательного, так и пониманию культуры как возрастания господства разума над человеческими помыслами. «Так что у человека есть причины опасаться тех безличных сил, которые таятся в бессознательном. Мы пребываем в блаженном неведении относительно этих сил, поскольку они никогда (или почти никогда) не касаются наших личных дел в обычных обстоятельствах. Но стоит людям собраться вместе и образовать толпу, как высвобождается динамика коллективного человека - звери или демоны, сидящие в каждом человеке, не проявляют себя, пока он не сделался частью толпы. Там человек бессознательно нисходит на низший моральный и интеллектуальный уровень. Тот уровень, который всегда лежит за порогом сознания, готовый прорваться наружу, стоит подействовать стимулу совместного пребывания в толпе»[270].

Место массового человека в обществе определяется по крайней мере в трех измерениях - принадлежностью человека к каким-либо массам, подчинением той или иной массы вождю и ее отношением к другим массам. «Каждый отдельный человек является составной частью многих масс, он с разных сторон связан идентификацией и создал свой «Идеал Я» по различнейшим образцам. Таким образом, отдельный человек участник многих массовых душ - своей расы, сословия, церковной общины, государственности и т. д., и сверх этого может подняться до частицы самостоятельности и оригинальности. Эти постоянные и прочные массовые формации со своим равномерно длящимся воздействием меньше бросаются в глаза, чем наскоро образовавшиеся текучие массы»[271]. (Вспомним, что при рассмотрении феномена отчуждения речь также шла о неизбежной принадлежности человека к разным коллективам в обществе, что создает опасность порабощения коллективностью.)

Дата добавления: 2014-12-27