Государство и власть - основные компоненты мира политического

ВОПРОСЫ ДЛЯ ПОВТОРЕНИЯ

1. 1. Что представляет собой мир политического?
2. 2. Согласны ли вы с мнением Аристотеля, что «человек по при­роде своей есть существо политическое»?
3. 3. Насколько часто, по - вашему, политика вторгается в жизнь ва­шей семьи, ваших друзей и сверстников?
4. 4. Какого рода интересы — экономические, мировоззренчес­кие — в наибольшей мере определяют ход политической жизни?

Основные понятия: государство, власть, властные от­ношения, политическая система.

В центре мира политического стоят государство, власть и вла­стные отношения, поэтому государство и власть являются осново­полагающими категориями политологической теории и дают ключ к пониманию сущности и предназначения политики, политических ин­ститутов, всего мира политического. Только раскрыв природу вла­сти и государства, можно выделить политику из целостной обще­ственной системы, а политические отношения из всего комплекса общественных отношений. Не случайно при всем многообразии су­ществующих в науке определений политики и мира политического они тем не менее концентрируются вокруг двух основных формули­ровок. В первой акцент делается на государстве, а во второй — на власти. Попробуем определить, какая из этих формулировок более верная.

Мы уже знаем, что в эпоху античности и Средневековья госу­дарство еще не отделилось от общества. А правомерно ли говорить о политическом в догосударственном состоянии, как, например, в эпоху первобытно-общинного строя? Государство существует там, где есть политика, но политика сама по себе может существовать и вне государства. Наглядный пример этого — политика различных международных организаций, в которых не всегда государство, по крайней мере открыто, играет определяющую роль. Но как бы то ни было, тесная взаимосвязь понятий «государство» и «политика», «государство» и «политическое» несомненна.

При определении понятия политическое через понятие власть политология рассматривается как научная дисциплина, призванная изучать нормы и процессы распределения властей, деятельность ее важнейших институтов.

Как считал, например, американский политолог Дж. Кетлин, в настоящее время «политическая наука становится равнозначной исследованию власти в обществе, т. е. превращается в науку о власти». Такое определение также имеет право на существование, поскольку власть и властные отношения являются одним из необ­ходимых условий нормальной жизнедеятельности любого человеческого сообщества. Однако власть существовала задолго до государства (власть рода, племени, совета старейшин).

Правда, уже римский поэт Овидий (43 г. до н. э.— ок. 18 г. н. э.) говорил о жизни людей в естественном состоянии, когда они сами без всяких властей и судей во взаимном согласии управляли своими делами, хранили честность, соблюдая прин­ципы справедливости. В действительности же как социальный феномен власть про­тивоположна не догосударственному, естественному состоянию, а безвластию как миру анархии и хаоса. В период первобытно-общинного строя власть имела обще­ственный характер и осуществлялась всеми членами рода или племени, которые из­бирали старейшину. С усилением социальной дифференциации и возникновением го­сударства на смену моральному авторитету старейшины пришел авторитет публичной власти. Возникли аппарат власти, особые учреждения (суд, полиция, ар­мия), которые, составив государство и отделившись от общества, встали над ним.

Но не всякие властные отношения можно назвать политическими, к примеру, таковыми не являются отношения, характерные для церкви, профсоюза, семьи. А иногда понятие «власть» вообще используется в качестве метафоры. Говорят, на­пример, о власти традиций, власти предрассудков, власти идей, власти любви, о власти человека над самим собой, над природой. И все-таки свое наиболее адек­ватное выражение понятие власти находит в политической сфере.

Как видим, оба подхода к определению политики, мира полити­ческого не исключают, а, наоборот, дополняют друг друга, посколь­ку речь в них идет о двух важных сторонах одного и того же яв­ления. При акценте только на государстве, равно как и только на власти, определение становится односторонним, неполным, не от­ражающим сути политической сферы, в нем пропадают важные ас­пекты политической жизни общества.

Скажем, если за основу определения взять лишь государство, то мы не смо­жем вести речь о политике в догосударственных общественных образованиях, что принципиально неверно. Если же сделать ударение на власти, то в сферу политики в качестве ее субъекта мы должны будем включить любые организованные группы, даже, например, такие, как общество защиты животных и клуб филателистов, что тоже неправильно.

Очевидно, что мир политического невозможен как без государ­ства, так и без власти. Вместе с тем государство является ядром политической системы общества, поэтому точнее было бы сказать, что центральное место в мире политического занимает политичес­кая система.

Различные типы политических систем подробно анализируются в главах III —VII. Но без выяснения в рамках данного параграфа сущностных черт политической системы мы не сможем продолжить разговор о мире политического как предмете изучения политоло­гии.

Политическая система — это комплекс институтов, ценностей, норм, отношений, в совокупности обеспечивающих политическую самоорганизацию общества. Это прежде всего государство и все связанные с ним институты: парламент, правительство, государст­венно-административный аппарат, правоохранительные органы, партии, комплекс норм и правил, регулирующих отношения между

ними. Разные политические системы отличаются друг от друга на­личием или отсутствием тех или иных институтов, характером их взаимоотношений, выполняемыми ими функциями. '

Центром политической системы является государство, пред­ставляющее собой высокоорганизованную форму политического со­общества. Государство призвано поддерживать целостность и един­ство множества институтов, выполняющих разнообразные функции управления общественной жизнью, например политических партий, избирательной системы, системы представительства.

Государство, как и семья, язык, культура, составляет саму инфраструктуру жиз­недеятельности человека как общественного существа. В основе государства лежит стремление к достижению стабильности внутреннего и внешнего мира. Не случай­но Б. И. Чичерин называл государство главным двигателем и творцом истории. В этом смысле государство не есть выражение определенного, отдельно взятого, ска­жем, только экономического, только социального, только культурного или иного другого аспекта существования человеческого сообщества, а, как писал Г. Гегель, «государственное устройство народа образует единую субстанцию, единый дух с его религией, с его искусством и философией... с его культурой вообще».

Государство — такое образование, в котором в различных со­четаниях представлены и теснейшим образом сплетены этничес­кие, национальные, социальные, культурные, имущественные и гражданские интересы людей. Разумеется, здесь ключевое значе­ние имеет основополагающая цель, ради достижения которой го­сударство создано. Ею является прежде всего реализация общей воли, обеспечение общего блага всех граждан данного государст­ва. Любое государство может существовать до тех пор, пока всех или большинство его граждан объединяют общая воля и общий „ интерес к совместному проживанию в едином политическом сооб­ществе.

Достаточно мысленным взором окинуть, например, огромные пространства Рос­сии, чтобы убедиться в том, насколько пестр и многолик ее социальный и полити­ческий ландшафт, отличающийся разнообразием региональных, этнических, нацио­нальных, религиозных, социальных, экономических и иных красок. В стране борется множество конкурирующих, противостоящих друг другу интересов. Обострение их конфликта способно привести к нагнетанию напряженности в обществе, а то и к усилению сепаратистских настроений в национальных республиках, отдельных реги­онах. И все же, как показывает исторический опыт, то, что объединяет различные народы, республики и регионы России, всегда перевешивало то, что их разъединя­ет. Ведь Россия — это не составленный произвольно конгломерат территорий и культур, а нерасчленимое, органическое целое, связанное единой социально-эконо­мической и культурной инфраструктурой, интересами национальной безопасности всех народов, потребностью обеспечения оптимальных условий для их экономичес­кого, социального и духовного развития.

Сейчас нам трудно отрешиться от мысли о том, что государст­во существовало всегда, что история государства неотделима от ис­тории человеческого рода. Но действительно ли это так?

Предположим, учитель предлагает вместе подумать над тем, что такое государст­во. Пока вы сомневаетесь, стоит ли тратить время на обсуждение столь простой те­мы, кто-то из одноклассников, наверное, уже дает ответ: «Государство — это инсти­тут управления обществом». Правительство, парламент, правоохранительные органы, армия, местные власти — вот те средства управления, та «материя», что образует го­сударство. Можно было бы переходить к следующему разделу учебника, но звучит еще одно мнение: «Государство — это территория и люди, которые на ней живут, подчи­няются единым законам и правительству, имеют общее гражданство». Возможно, на память придет и фраза из книг, по которым учились ваши родители: «Государство есть специализированный аппарат насилия для подавления одного класса другим, орудие господства меньшинства над большинством». Но ведь функции управления с глубокой древности принадлежали меньшинству, следовательно, где появляется иерархия управ­ления, там возникает и государство. И европейские колонизаторы, найдя на островах Полинезии или в африканских саваннах общества со сложной иерархией — вождями, старейшинами, родовой знатью, встретились с государственной организацией.

Да, стоит выйти за пределы сегодняшнего дня и европейской истории последних трех-четырех столетий, как понятие государст­ва теряет четкость очертаний.

В таком случае следует обратиться к мнению ученых — исто­риков, этнографов, политологов, изучающих становление и эволю­цию политических институтов, их функции и формы. Увы, знаком­ство с новейшими исследованиями отечественных и зарубежных специалистов не прибавит ожидаемой ясности. Современная наука не готова ответить на принципиально важный вопрос: как, по ка­ким признакам определить тот рубеж, который отделяет догосудар-ственное состояние общества от стадии государственности? Эта проблема по-прежнему остается дискуссионной. Ну а поскольку трудно включаться в научные дебаты, не имея под ногами твердой почвы установленных истин, давайте перечислим те положения, ко­торые смогут послужить отправной точкой в дальнейшем знаком­стве с тематикой государства.

Исследователи единодушны в том, что предшественниками государственных ин­ститутов были догосударственные формы социальной регуляции и самоорганизации человеческих сообществ. Их отличительные черты — нерасчлененность выполняе­мых коллективом общинников социальных функций и эгалитарный характер обще­ства — позволяют историкам употреблять для обозначения соответствующих стадий общественного развития термин первобытная демократия. Основой социальной ор­ганизации первобытной демократии были родовая община и союз нескольких родов — племя. Высшим органом самоуправления рода являлось собрание, в котором при­нимали участие все взрослые общинники, имеющие равное право голоса. Избирав­шийся собранием вождь всецело зависел от поддержки соплеменников и выполнял преимущественно функции военного руководителя, его должность по наследству не передавалась. Старейшины составляли совет рода, обсуждавший в присутствии всех общинников важнейшие совместные дела: отношения с другими общинами, вынесе­ние наказаний за тяжкие преступления, улаживание конфликтов внутри рода, устройство празднеств. Обычай, традиция выступали в эпоху родоплеменного строя главными регуляторами внутриобщинных и межобщинных отношений.

Первобытная демократия была естественной формой самоуп­равления в условиях низкого уровня развития производства, пре­обладания коллективного труда, совместного владения землей, уравнительного распределения средств существования внутри об­щины. Равенству прав общинников на предмет, средства и резуль­таты труда, на участие в управлении родом соответствовало и ра­венство их обязанностей перед общиной (в пределах разделения труда по полу и возрасту).

Традиции самоуправления, возникшие в догосударственный пе­риод, оказались чрезвычайно устойчивыми. На уровне локальных социальных общностей они сохранялись в течение многих веков, встраиваясь в новые системы общественного регулирования.

Священные тексты древности, летописи, хроники свидетельствуют о существо­вании народных собраний у многих народов на ранних стадиях государственности: в «Ригведе», древнейшем памятнике индийской литературы (X в. до н. э.), неодно­кратно упоминается народное собрание — самити. Скандинавские хроники говорят о собраниях общин — тингах. В средневековой Руси городское вече созывалось вплоть до XIV в., а в Новгородской и Псковской республиках — до включения их в состав единого Русского государства в XV—XVI вв.

Стадию, непосредственно предшествующую государственности, большинство исследователей называют вождеством.

Археологи датируют первые материальные следы существования вождеств в Ев­ропе V тыс. до н. э., в Северной Америке, на территории современных Соединен­ных Штатов,— II тыс. до н. э., на островах Океании коренное население до XVIII — XIX вв. продолжало жить по историческому времени эпохи вождеств.

Для археолога вождество — это несколько поселений, объединенных вокруг «столицы» — более крупного поселения, где расположена резиденция вождя. Для специалиста по истории политических институтов вождество — качественно новая стадия социальной интеграции. Переход от первобытной демократии к вождеству означал появление первых элементов иерархии в системе управления, в социальной и политической организации общества. На этой стадии власть вождя обретает устойчивость, распространяется и на периоды мирного времени, круг его наследни­ков сужается и ограничивается ближайшими родственниками. В среде общинников происходит расслоение, выделяется родовая знать, к которой переходят основные функции управления. Дарения вождю, ранее совершавшиеся в силу обычая, посте­пенно приобретают характер регулярной дани, его власть получает идеологическую санкцию. В глазах соплеменников личность правителя окружает ореол сакральнос-ти1: в нем начинают видеть хранителя благополучия общины, верить, что вождь обес­печивает успех соплеменников в хозяйственных делах и победу в сражениях, что от него зависит единение общинников с духами умерших предков. Заметим, что следы таких воззрений отчетливо прослеживаются в традиционных обществах и по сей день.

Наиболее важной причиной, вызвавшей изменение структуры политического руководства, стало развитие хозяйственной деятель-

1 Сакральный (лат. sacer, sacri) — священный, относящийся к религиозному культу и ритуалу; обрядовый.

ности человека. Оно породило более сложные формы кооперации и организации совместной деятельности, что способствовало повы­шению эффективности производства и появлению избыточного про­дукта, перераспределяемого внутри общины. С распространением более совершенных орудий труда и появлением элементов разделе­ния труда начинается торговый обмен между общинами — концен­трация богатств в руках знати и вождя усиливается.

Кроме внутренних причин эволюции системы политического управления, можно выделить ряд факторов, ускорявших появление иерархических структур и придававших им определенную специфи­ку. К ним относятся прежде всего завоевания и необходимость со­здания механизма власти для сохранения покорности побежденных, сбора с них дани.

Повышение частоты и периодичности контактов между сообществами, находив­шимися на разных стадиях развития политических институтов, или, в научных тер­минах, политогенеза, усиливало их взаимное влияние друг на друга, на уклады жиз­ни и системы правления. Достаточно вспомнить, каким мощным стимулом для преобразования структур управления у германских, кельтских и других племен ста­ло знакомство с устройством Римской империи, поразившим их своим величием. После завоевания территории империи варварские племена перенимали не только институты и правовые нормы римлян, но и внешнюю атрибутику, символы власти, часть которых дошла и до наших дней.

Появление первых государств историческая наука традиционно связывает с древнейшими цивилизациями. В Старом Свете они сло­жились в IV—III тыс. до н. э. в Месопотамии, в долинах Нила и Инда, в Новом Свете — в I тыс. до н. э. на юге Мексики. Истори­ки уверенно говорят о Древнеегипетском государстве, городах-госу­дарствах античного мира, государствах доколумбовой Америки и т. д. За точку отсчета государственности они фактически берут зарож­дение письменности, возникновение крупных городских центров с развитым ремеслом и торговлей, увеличение плотности населения, хотя, с точки зрения политолога, между системами управления в вождестве и, например, в Древнеегипетском государстве при всем несходстве форм организации власти и размеров территории каче­ственного различия нет.

Принято считать, что государственную организацию от догосу-дарственных отличает несколько наиболее важных признаков: со­здание учреждений и органов, составляющих аппарат управления; замена родственных или общинных связей территориальными; вве­дение регулярного налогообложения; установление системы права, обязательных норм, соблюдение которых обеспечивается органами государства.

Проблема состоит в том, что названные признаки применимы не только к государству. Скажем, община сектантов, которая пе­реселилась в глухие, малодоступные места, ограничила до миниму­ма контакты с внешним миром и подчинилась собственным прави­лам общежития, вполне отвечает критериям государства. Стремясь найти, что же все-таки составляет исключительное отличие госу­дарства, немецкий социолог М. Вебер пришел к мысли, что опре­деление государства можно дать, лишь исходя из характера средств, применяемых им для выполнения своих функций.

Основная задача государства — разрешать противоречия между конфликтующими интересами в обществе и обеспечивать порядок. Государство и власть призваны внести рациональную организацию в социально-политический процесс, обуздать стихию человеческих страстей. Поэтому естественно, что и государство, и власть самым тесным образом связаны с насилием.

Принцип обязательности законов, принимаемых в государстве, для всех без исключения граждан обеспечивается тем, что государ­ство вправе использовать всю мощь аппарата насилия для регули­рования общественных отношений.

Еще Т. Гоббс усматривал главный признак государства в «монополии на при­нуждение и насилие». С тех пор этот тезис в разных редакциях присутствует в боль­шинстве теорий государства. В понимании М. Вебера государство есть «отношение господства людей над людьми, опирающееся на легитимное (законное) насилие».

Далее будет показано, что сущность государства и власти, по­литического в целом, не сводится к одним только отношениям гос­подства и подчинения, основанным на насилии. Однако именно эти отношения отличают политическое от других сфер общественной жизни. Государство, власть и насилие немыслимы друг без друга. Хотя, подчеркнем, насилие является специфическим именно для государства, но не единственным средством осуществления его функ­ций.

Ни одно государство не в состоянии обеспечить выполнение своей главной функции — реализации общей воли — одними уго­ворами, полагаясь на сознательность и добрую волю своих поддан­ных. Мировая история еще не знала государства без механизмов и средств предотвращения и наказания уголовных правонарушений, без системы исправительных учреждений. Насилие или угроза при­менения насилия являются мощными факторами, удерживающими людей от всякого рода посягательств на жизнь, свободу, собствен­ность сограждан.

Непременным атрибутом государства является человек с ружь­ем — армия, полиция, призванные гарантировать внутреннюю и внешнюю безопасность как самого государства, так и всех без ис­ключения его подданных. Армия и судебно-репрессивный аппарат составляют инструмент силового обеспечения политики государст­ва. Как заметил французский мыслитель конца XVIII — начала XIX в. Ж. де Мэстр, «Бог, /сотворивший власть, сотворил и наказание... палач сотворен вместе с миром».

Итак, государство отличается от других форм организации со­обществ людей тем, что оно располагает военной силой и судебно-репрессивным аппаратом. Не случайно при определении политиче­ского немецкий ученый К Шмитт особое значение придавал праву

вести войну (jus belli). Он объяснял свою мысль так: государст­во, выступающее как единство политического, вправе требовать от всех тех, кто принадлежит к данному народу, быть готовыми идти на смерть в войне с врагами. Иначе говоря, государство вправе в случае необходимости не только применить к своим подданным на­силие, но и потребовать от них применения насилия к врагам го­сударства, служения государству с оружием в руках.

В принципе насилие может быть применено и нередко применяется родителями в отношении детей, руководителем организации в отношении ее сотрудников, директором предприятия в отношении подчиненных. Но в любом из этих случаев действия применяющих насилие противоречат закону. Более того, закон запрещает такие действия под угрозой применения насилия к людям, совершающим противоправные деяния.

Что касается государства, то, во-первых, формы, средства и условия использования им насилия или угрозы применения наси­лия строго определены и регламентированы законом, потому и го­ворят о легитимном, или узаконенном, насилии со стороны госу­дарства. И во-вторых, право насилия принадлежит исключительно государству. Коль скоро все граждане независимо от социального положения, национальной, религиозной, профессиональной или иной принадлежности равны перед законом, то ни один из них не вправе (кроме тех случаев, когда это предусмотрено законом) при­менять насилие к другому человеку. То же относится и к разного рода организациям, объединениям, союзам, группам интересов.

Государство обладает опредленной территорией. Оно есть субъект права, и в качестве юридического лица его правозакон-ность основывается на коллективности, неделимости, единой тер­ритории.

Церковь, например, несомненно, имеет власть и авторитет, а в Средние века католический мир создал и аппарат насилия — ин­квизицию, но Церковь не является государством. Так, православ­ная и католическая церкви по всем признакам представляют со­бой организованную коллективность. Они обладают верховной властью в делах веры, располагают администрацией, построенной по иерархическому принципу, но не связаны с определенной, чет­ко ограниченной территорией.

Специфику государственной власти видят также в ее универ­сальности — она распространяется на всех граждан данного госу­дарства, на все организации и учреждения страны. Обе эти отли­чительные черты входят в понятие суверенитета государственной власти, ее верховенства. В международной сфере суверенитет государства выражается в праве самостоятельно, независимо от других государств, решать свои внутренние вопросы и вступать в международные соглашения. Уважение суверенитета является ос­новным принципом международного права, закрепленным Уставом ООН и другими международными документами. Суверенитет государ­ства предполагает, что над его властью не стоит никакая иная сила,

способная подчинить себе данное государство или воспрепятствовать ему в осуществлении его воли.

Сложности, связанные с представлением о суверенитете государственной вла­сти, нередко возникают при обсуждении правовой природы федераций. Если пред­положить возможность сохранения каждым субъектом федерации полного суверени­тета, то следует признать, что суверенитет делим, либо рассматривать федерацию как образование, не являющееся государством. Если же субъекты федерации огра­ничивают свой суверенитет, принимая верховенство союзной конституции и зако­нов, то мы должны заключить, что субъекты федерации не могут считаться госу­дарствами, либо вновь сделать вывод о делимости суверенитета. Выход из этого противоречия специалисты-правоведы видят в признании того, что субъекты феде­рации — государственные образования, не обладающие всеми атрибутами государ­ства. В действительности затруднения скорее порождаются самим понятием сувере­нитета, его отождествлением с полной независимостью — в таком толковании оно неприменимо не только к субъектам федерации, но и к большинству стран, особен­но в современном мире с его системой международных организаций, практикой меж­государственной экономической интеграции, сложными потоками финансового капи­тала и деятельностью транснациональных корпораций.

Впрочем, столь актуальный сегодня внешнеполитический, между­народно-правовой аспект концепции суверенитета во времена ее ав­тора, французского политического мыслителя и правоведа Ж. Боде-на (1530—1596), имел подчиненное значение. Смысл понятия суверенитета во второй половине XVI в. состоял прежде всего в про­возглашении независимости государственной власти от власти цер­ковной иерархии. Оно было обращено против теории «двух мечей», отстаиваемой папством. Сторонники этой теории доказывали, что главе церковной иерархии — папе римскому власть (ключи святого Петра) вручена самим Богом, поэтому папа стоит выше всех земных владык, и духовных, и светских. Император, короли должны получать свои регалии из рук духовной власти, приносить ей клятву верности и использовать переданный им «меч» в согласии с волей церкви.

Концепция суверенитета стала последовательным обоснованием идеи светского государства. По словам Ж. Бодена, государь «дер­жит свой скипетр не от папы, не от архиепископа Реймского... а только от Бога». Другим антагонистом суверена выступает частная власть, понимаемая двояко: во-первых, как система феодального права, дробившая функции управления среди множества полностью самостоятельных в своих владениях сюзеренов; во-вторых, как пре­вращение государственной власти в «частное» дело государя (вспомните знаменитое «Государство — это я!»). В теории Ж. Бо-дена суверен выражает не личный, частный, а государственный ин­терес, то, что римляне вкладывали в понятие «республика»: res publika — общественное дело. Суверен не вправе покушаться на жизнь и имущество подданных, издаваемые им законы должны от­вечать нормам естественного права.

Важным признаком и инструментом государства, обеспечиваю­щим его универсальность, является закон, который служит выра-

жением суверенитета. Закон обладает формой всеобщности в том смысле, что его правомерность и авторитет должны признать все и соответственно все должны ему подчиняться.

Как справедливо подчеркивал Б. П. Вышеславцев, «закон есть первая субстанция власти. Все великие властители и цари были прежде всего законодателями (Соломон, Моисей, Наполеон, Юстиниан). В законе и через закон власть существенно изменяется: она перестает быть произволом и становится всеобще обязательной нормой».

Таким образом, теория суверенитета утверждает, что государство носит светский характер — церковные власти не претендуют на участие в делах мирского управле­ния; система государственной службы отделена от двора — бюрократия выполняет не личную волю государя, а законы; власть суверена подчинена праву, защищающему интересы граждан, т. е. государство рассматривается как институт, внешний по отно­шению к обществу и призванный ему служить. Все перечисленные признаки впервые появляются только у государств Нового времени. Вот почему многие политологи скло­няются к выводу о том, что государство возникло не ранее XV—XVI вв. и наши пред­ставления о его тысячелетней истории неверны. Скорее можно говорить, что каждой стадии общественного развития присущи собственные формы политической организа­ции. Современную форму мы называем государством, и все попытки считать ее уни­версальным, всеобщим явлением ведут к размыванию понятия государства, хотя нам привычно применять его к самым отдаленным историческим эпохам.

Дата добавления: 2014-12-29