Потенциальная аудитория журналистики и издательского дела

Д. М. Гареева

аспирант 2 г. о. филол. факультета БашГУ, г. Уфа

Научный руководитель: В. В. Пугачев

д-р филол. наук, профессор БашГУ, г. Уфа

РУССКАЯ ЭМИГРАЦИЯ «ПЕРВОЙ ВОЛНЫ» В ЧЕХОСЛОВАКИИ:

В условиях эмиграции «первой волны» наряду с основными функциями журналистики печать играла роль связующего звена «государства без территории» [Савицкий 2002: 115], служила аспектом самоидентификации и помогала сохранить родной язык. Потенциальная аудитория, готовая потреблять продукцию журналистской и издательской деятельности, выступала одним из условий возникновения печати в Русском зарубежье и влияла на формирование печатной деятельности в Чехословакии. Поэтому важно было знать, насколько необходимо печатное слово и будет ли оно востребовано.

На современном этапе изучения аудитории эмигрантской печати существуют работы, посвященные проблемам периода эмиграции во Франции, Германии, Манчжурии, Латвии, Финляндии, но меньше всего внимания уделено Чехословакии. Мы можем найти данные по количественному и качественному составу эмиграции в интересующем нас государстве в работах, посвященных литературной и культурной деятельности Русского зарубежья, характеристик же аудиторного среза как таковых не существует. С этой точки зрения, проблема пока остается малоисследованной, а значит, наиболее перспективной для изучения.

Аудитория представляет для нас особый интерес как фактор, сыгравший огромную роль в зарождении, формировании и становлении типологии печати. Рассмотрение данной проблемы позволит наметить пути дальнейшего поэтапного изучения проблем журналистики и издательского дела в период чехословацкой эмиграции.

В 1920-е гг. Прага стала одним из главных культурных центров «России вне России», университетской и научной столицей. Благодаря чехословацкому правительству и предпринятой им «русской акции», которая заключалась в финансовой поддержке русских беженцев, в государстве были созданы благоприятные условия для их жизни и деятельности. Особенное отношение получила интеллигенция и студенчество: в Прагу была приглашена большая часть профессорско-преподавательского состава эмиграции, беженцы имели возможность получить или завершить прерванное образование, были открыты разного рода образовательные, научные и издательские учреждения. Правительство активно поддерживало эмигрантскую печать: «Прага стала вторым после Парижа центром русской эмиграции как по величине, так и по значению... чехословацкое правительство не только содержит всех эмигрантов путем щедрых пособий, но и предоставляет средства на эмигрантскую печать, оплачивает редакторов эмигрантских газет, как, например, газеты “Ст[арые] годы” и 8 других эмигрантских газет, выходящих в Праге» [Жирков 2003: 5].

Первый поток беженцев прибыл в Чехословакию в 1920 г. из Сибири и Дальнего Востока вместе с чехословацкими легионерами, второй – в 1921 г., после поражения белых армий на Юге России. Для многих беженцев Чехословакия стала лишь промежуточным этапом, поэтому со второй половины 1920-х гг. мы наблюдаем снижение общего количества приезжих. Трудно назвать точное число русских в Чехословакии, опираясь на разные источники, можно нарисовать такую картину: в 1921 г. число прибывших из России составляло около 6 тыс. человек, с принятием и развертыванием «русской акции» в 1923 г. это число возросло до 23 тыс., в 1924 г. количество эмигрантов составило 20 тыс., в 1925 г. – 25 тыс., в 1926 г. – 30 тыс. Осуществлявшееся до 1926 г. в широком масштабе финансирование «русской акции» с 1927 г. значительно сократилось. По Е. П. Серапионовой, около 500 студентов и 300 профессоров, ученых, писателей, общественных деятелей получали дотации от правительства, «остальные эмигранты уже жили своим трудом» [Серапионова 1995: 25]. Это вызвало перемену в социальном и экономическом климате Русского зарубежья, и многие беженцы были вынуждены вновь искать себе приют, но уже в других странах: в 1928 г. в Чехословакии осталось около 24 тыс. чел., в 1929 г. – 14 тыс., в 1930 г. – 15 тыс., в 1932 г. – 10,5 тыс., в 1936 г. – 9 тыс., в 1939 г. – 8 тыс. [Раев 1994; Серапионова 1995: 20–21; Сладек 1991: 26].

Принципиальную особенность Русского зарубежья определял ее широкий социальный состав. Эмигрантами становились как представители интеллектуальной и бывшей правящей элиты, так и промышленные и сельскохозяйственные рабочие. Русская эмиграция не была «однородной по конфессиональной и этнической принадлежности, уровню образованности и экономическому положению» [Раев 1994: 15]. Неоднородными были и политические взгляды, которые отражали весь спектр политической жизни революционной России. Тем не менее, все исследователи отмечают общий высокий уровень образованности и культуры эмиграции «первой волны», о чем свидетельствуют и наличие культурных центров Русского зарубежья, и наследие, оставшееся «Россией вне России». Но рассмотрим же более подробно интересующий нас состав эмиграции, который мог сыграть большую роль в формировании печати, выступить потенциальной аудиторией журналистики и издательского дела в Чехословакии.

В 1931 г. в тезисах доклада Комитета Земгора были приведены статистические данные [Серапионова 1995: 27–28], по которым мы можем проследить потенциальную аудиторию. Согласно этим данным, из 22 тыс. официально зарегистрированных в Чехословакии эмигрантов около 8 тыс. человек являются земледельцами или частично связанными с сельскохозяйственным трудом, 7 тыс. человек составляет студенчество, 3 600 – интеллигенция (из них 1 тыс. человек – общественные и политические деятели, 600 – писатели, журналисты, ученые и деятели искусства), около 1 тыс. чел. – дети школьного возраста, 300 – дошкольного. Таким образом, из 22 тыс. человек более 50 % могли представлять потенциальную аудиторию.

Другие данные указывают на определенную социальную группу, в среде которой издательская продукция также могла иметь спрос: к 1924 г. под покровительством Земледельческой Едноты находились 2849 российских земледельцев <…> 48 % из них имели начальное образование, малограмотных и неграмотных было 29 %, окончивших 2-классные училища – 10 %, городские училища – 8 %, с незаконченным средним образованием среди них было 3 %, с низшим специальным – 3 % [Серапионова 1995: 29]. В данные цифры входит казачье сословие, чья издательская деятельность имеет особое значение. Ими выпускались журналы «Казачий путь» (позднее «Путь казачества») (1924–1926, 1927–1928), «Казак на чужбине» (позднее «Казачий сполох») (1923, 1924–1931), «Вольное казачество» (1927–1939), «Казачий смех» (1928), «Казак» (1928), «Казаки» (1929–1930), «Казачья земля» (1929), «Казачья газета» (1930–1931), «Казачий набат» (1931–1937), «Казачество» (1933–1934), «Казачья мысль» (1935–1936) и др.

Средоточие в Праге научной и образовательной деятельности, открытие ряда учреждений свидетельствуют об отдельной социальной группе, которая могла выступать потенциальной аудиторией – собственно сами сотрудники этих организаций, ученые, педагоги, учащиеся.

Русские студенты обучались не только в русских, но и в чехословацких учебных заведениях. До 1927 г. высшее образование получили 1 726 беженцев. В дальнейшем численность студентов снижалась: в 1928 г. был зарегистрирован 1 591 человек, в 1930 г. – 906, а в 1931 г. – около 500.

В 1921 г. в Праге была открыта Русская автомобильно-тракторная школа, которую закончили 712 человек. В 1922 г. был основан Русский институт транспортной связи, где образование получили 80 студентов.

В мае 1922 г. при Карловом университете был основан Русский юридический факультет, где, по разным данным, в 1922/1923 учебном году учились 558 студентов, всего закончили 384. Работы научного и педагогического кадров этого факультета публиковались в «Ученых записках, основанных русской учебной коллегии в Праге» (1924–1928). Также факультет ежегодно издавал «Отчет о состоянии и деятельности Русского юридического факультета в Праге за… учебный год» (1922/1923–1927/1928).

Экономический кабинет проф. С. Н. Прокоповича (в 1922 г. был открыт в Берлине, в 1924 г. переехал в Прагу) занимался экономическими вопросами Чехословакии и Советского Союза. Учреждением издавались «Экономический кабинет проф. Прокоповича при культурно-просветительном отделе Земгора» (1924–1928), «Экономический бюллетень» (1925),«Русский экономический сборник» (1925–1928).

Работы сотрудников Русского педагогического института им. Я. А. Коменского (был открыт в 1921 г.), который закончили 100 человек, в основном публиковались в «Русской школе за рубежом» (1923–1931).

Русский институт сельскохозяйственной кооперации (основан в 1921 г.) имел несколько факультетов: кооперативный, юридический, экономический. Его закончили 259 человек. Результаты научной работы сотрудников публиковались в «Записках Русского Института сельскохозяйственной кооперации» (1924–1929).

Русский народный университет был открыт в 1922 г., а в 1934 г. переименован в Русский свободный университет. Его цель заключалась в оказании помощи русским студентам, обучавшимся в чехословацких вузах, в получении полноценного высшего образования, в ознакомлении граждан Чехии и Словакии с русской культурой, историей и искусством. Университет закончили 450 человек. Были выпущены «Русский народный университет в Праге. Отчет о деятельности за … учебный год» (1923/1924–1927/1928), «Научные труды Русского народного университета в Праге» (1928–1933), «Еженедельный "бюллетень-расписание русских собраний" в Праге» (1934), «Информационный бюллетень при Русском свободном университете в Праге» (1934), «Записки научно-исследовательского объединения при Русском свободном университете» (1935–1938).

Русский институт в Праге, созданный в 1923 г., главной своей задачей считал сближение Чехословакии с Россией, институт занимался популяризацией сюжетов, связанных с историей и культурой России (аналогичной деятельностью занималось Чешско-русское общество). При нем издавался «Сборник Русского института в Праге» (1929–1931).

В 1924 г. при Объединении российских земских и городских деятелей (Земгор) был образован «Русский научный институт сельской культуры» (позднее переименованный в «Институт изучения России»), который занимался изучением состояния сельского хозяйства в России и за рубежом. При нем издавались «Записки Института изучения России» (1925–1926).

Таким образом, потенциальной аудиторией могли выступать студенты, обучающиеся в учреждениях, ученые, педагоги, сотрудники, а также все заинтересованные в литературе по изучаемым ими проблемам.

Отдельно выделяются организации, объединяющие русских ученых по специальностям: Общество изучения Сибири выпускало «Сибирский архив» (1929–1935), Русское историческое общество – «Записки Русского исторического общества в Праге» (1927–1937) и др.; а также профессиональные объединения и организации, имеющие т. н. корпоративные издания и чья деятельность видна из их наименований: «Бюллетень Педагогического бюро по делам средней и низшей русской школы за границей» (1923–1927), «Информационный бюллетень ОРЭСО [Объединения русских эмигрантских студенческих организаций]» (1923–1931), «Информационный бюллетень Центрального исполнительного комитета "Крестьянской России"» (1924–1938), «Альманах Общества карпато-русских студентов "Возрождение"» (1933–1936) и др.

Стоит отметить и тот факт, что печатная продукция распространялась не только внутри выпускаемого города или государства, и поскольку эмиграция «первой волны» отличалась достаточно высоким уровнем образованности, потенциальной аудиторией могли выступать эмигранты в других странах Русского зарубежья. Например, данные, приведенные в работе Е. В. Алексеевой [Алексеева 2000: 4], по уровню образованности эмиграции на 1922 г. в соседнемгосударстве – Королевстве сербов, хорватов, словенцев сообщают, чтоиз 24 255 чел. 3 016 имели высшее образование, 14 912 – среднее, 2 995 – низшее, 1 717 – домашнее. Большая часть эмиграции в КСХС была образованной, а это значит, что почти 74 % могли составлять потенциальную аудиторию.

Кроме того в первом номере журнала «Русская школа за рубежом» приведены следующие данные: «За границей находится теперь до сотни русских школ всевозможных типов. В них обучается не менее 8.000 детей. Обслуживает их не менее, чем 800–900 педагогов», что также обуславливает необходимость наличия специализированной печати образовательного характера [3]. Обратившись к данным по Сербии, указанным в этом же номере, мы также можем увидеть, что в государстве проживает около 4,5 тыс. детей школьного возраста, из них около 3 тыс. имеют возможность обучаться в школе [Долгоруков 1923: 2]. Эти данные также свидетельствуют о необходимости образовательных журналов и потенциальной аудитории в лице преподавателей и учителей.

Таким образом, потенциальная аудитория русской журналистики и издательской деятельности в Чехословакии в период эмиграции «первой волны» была достаточно велика, а ее характер определялся качественным составом эмиграции. Высокий уровень образованности беженцев был главным фактором, повлиявшим на возникновение печати. Необходимость объединения казачьего сословия вызвала необходимость в казачьей периодике. Научная и педагогическая деятельность, а также большое число обучающихся (и студентов, и школьников) требовали наличие специализированных изданий – по вопросам науки и образования, учебной литературы, сборников, трудов. Организации и объединения нуждались в собственной печати. Характер этой аудитории, процессы ее образования наложили свой отпечаток на журналистику и издательскую деятельность эмиграции.

ЛИТЕРАТУРА

1. Алексеева Е. В. Российская эмиграция в Королевстве сербов, хорватов, словенцев. 1920–1941 годы // Отечественная история. 2000. № 1. – С. 32–39.

2. Долгоруков П. Д. Организация школ различного типа и средства на их содержание // Русская школа за рубежом. Прага, 1923. № 1. – С. 67.

3. Кишкин Л. С. Русская эмиграция в Праге: культурная жизнь (1920-е – 1930-е гг.) // Славяноведение. 1995. № 4. – С. 17–27.

4. От редакции // Русская школа за рубежом. Прага, 1923. № 1. – С. 3.

5. РаевМ. Россия за рубежом: История культуры русской эмиграции. 1919–1939. – М.: Прогресс-Академия, 1994. – 296 с.

6. Савицкий И. П. Прага и зарубежная Россия: Очерки по истории русской эмиграции 1918–1938 гг. – Прага: IDEGPRAGUE, 2002. – 152 с.

7. Серапионова Е. П. Российская эмиграция в Чехословацкой республике (20–30-е годы). – М.: ИСБ, 1995. – 196 с.

8. СладекЗ. Русская и украинская эмиграция в Чехословакии // Советское славяноведение. 1991. № 6. – С. 29–36.

9. Журналистика русского зарубежья XIX–XX вв. / Под ред. Г. В. Жиркова. – СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2003. – 318 с.

© Д. М. Гареева, 2014

Дата добавления: 2014-12-25