НЫНЕ ЖЕ ГЛАЗА МОИ ВИДЯТ ТЕБЯ,- Сего ради отступаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле! Иов 42,5-6 Можно думать, что это не только слова героя драмы, но и выражениесокровеннейшего опыта ее автора. Он вовсе не хотел дать очередную гипотезу оБоге. Его новое знание родилось из мистической ВСТРЕЧИ. Как представитель ветхозаветного мира, он был в особом положении.Пантеисту греку или индийцу - Божество казалось ближе, ибо мыслилосьпребывающим всюду. Но Иов не мог удовлетвориться лишь отблеском небеснойСлавы. Он хотел узреть Сущего лицом к лицу. Поэтому так остро ощущал он своюбогооставленность. Быть может, он намеренно говорил с Богом столь дерзко,чтобы нарушить молчание Неба. Он вопил, упрекал, стучался в врата - и онираспахнулись. Но то, что Иов постиг и увидел, он уже был не в состояниирассказать. В присутствии Господнем все вопросы отпали сами собой. Выразить этутайну оказалось не под силу даже такому великому поэту, как автор КнигиИова. Творение его прекрасно именно этой недосказанностью и целомудрием. Онне предложил новой теодицеи, но обрел радостное смирение в единении с СамимСущим. Невольно хочется, чтобы на этом и опустилась завеса, но автор завершаетсвою книгу эпилогом, который после речей Ягве выглядит довольно неожиданным.Казалось бы, Иов, признавший правоту Сущего, должен быть изображен неправым.Однако мы видим, что ропот не лишил его праведности в очах Божиих. Напротив,друзья его, как выясняется, "говорили не так верно". И Иов приносит за нихжертву. Это может означать только одно: Богу неугодна успокоенность человекаперед лицом страдания и несовершенства. Протест Иова рожден справедливымчувством, ибо человек, примирившийся со злом, даже из благочестивыхпобуждении, подавляет в себе святую жажду добра и совершенства, которая естьпризнак его богоподобия. Вторая тема эпилога - воздаяние. Мы видим Иова вновь счастливым иутешенным. Стало быть, не все в убеждениях его друзей было ложным. Хотя Иоввыше их в своем взыскании Бога и правды, но и их взгляды не совсембессмысленны. Воздаяние - не автоматический закон, но и не ложная идея. Кроме того, как иначе мог показать автор благоволение Ягве к Своему"служителю"? Ведь он остановился лишь у преддверия нового Откровения, и емуне суждено было сделать следующего шага. Для него все продолжало ещерешаться по эту сторону жизни. Следовательно, кончить книгу по-другому он немог. Вознаграждение Иова - единственный доступный автору признак правотыстрадальца. И в этом есть свой особенный смысл. Не случайно люди с такой радостью и удовлетворением узнают освершившемся возмездии, победе или награде. Это чувство коренится не вприродном уровне человека, но есть законное требование его духа. Книга Иова не отрицает Божией справедливости; она лишь показывает, чтоне все объясняется только воздаянием. В этом ее огромное значение в историиВетхого Завета. Она была создана на том перевале мысли, где староебогословие переживало трагический кризис. Но Израиль ожидало еще одно испытание. Он должен был переоценить своеукоренившееся отношение к земным благам. Ведь Иов, сидя на гноище, вспоминало прошлом как о потерянном рае. А был ли то действительно рай, то естьвысшее благо для человека? Кроме того, люди могли утверждать, что судьба Иова - только частныйслучай. Не одни же страдальцы живут на свете! Есть ведь немало и тех, кому всегда сопутствует благоденствие. Это лине предел человеческих желаний? И вот прежде, чем открылись иные духовные горизонты, Израилю предстоялопознать всю тщету его земных иллюзий.
ПРИМЕЧАНИЯ
Глава двенадцатая У ПОСЛЕДНЕЙ ЧЕРТЫ 1. Известный французский библеист Альбер Желен подчеркивает, что этойконцепцией о тесном единстве души (нефеш) и плоти (басар) Ветхий Заветблизок к современному пониманию человека. Для платонизма единственнойподлинной ценностью был дух, а плоть рассматривалась, в согласии сорфической традицией, как гроб или тюрьма. Христианство испытало на себе этовлияние. Но в своей подлинной изначальности оно также мыслило человекаединым и поэтому учило не столько о бессмертии души, сколько о воскресениимертвых. См.: А. Gelin.Тhе Concept of Man in the Bible. London, 1968, р.13-15, а также нашу книгу "У врат Молчания", Приложения. 2. О развитии идеи воздаяния в Ветхом Завете см. Е. Galbiat. А.Рiazzа.Mieux comprendre la Bible, 1956, p. 250-274; M. Buber.The PropheticFaith. New York, 1960, p. 187 ff. 3. См., напр., очерк М. Рижского (Проблема теодицеи в Ветхом Завете,с. 26), где эта мысль, однако, проводится с известной осторожностью. 4.См.: W. Ваrret. Irrational Man. New York, 1962, р. 74 ff. 5. Слово Гоэл - от глагола гаал - означает в других книгах Библии того,кто защищает, мстит, избавляет и выкупает (напр., Втор 19, 6). В Септуагинтеэто место переведено так "Я знаю, что вечен Тот, Кто должен меня освободитьи воскресить на земле кожу мою, терпящую все это". Латинский перевод(Вульгата) дает такой вариант "Я знаю, что Искупитель мой жив и что впоследний день я воскресну на земле и снова облекусь моей кожей".Масоретский (еврейский) текст буквально может быть переведен так "И я знаюЗаступник (защитник) мой жив и в конце над прахом (ал-афар, т. е. над"пепелищем", среди которого сидел Иов, - бтох-хаафар), встанет, и после(распадения?) кожи моей спадет это, и из плоти моей увижу Бога". Частьфразы, в которой упомянута кожа, остается неясной, возможно по винепереписчиков. Но общий смысл места, по-видимому, сводится к уверенностиИова, что он будет еще жив, когда узрит Бога. Упоминание о коже, быть может,связано с болезнью Иова. Есть и другое, но более спорное толкование. Иовнадеется постигнуть пути Божии после смерти. См.: D. Ваrthelemy. Dieu et sonimage, 1963, р. 37. 6. Речи Элиу (в синодальном пер. Елиуй), о котором не говорится ни впрологе, ни в эпилоге (Иов 42, 7-9), отличаются по языку (в них большеарамеизмов) и стилю от других частей книги. Кроме того, они разбиваютпоследовательность действия. Это привело библеистов к выводу, что Элиувставной эпизод, добавленный позднее. См.: R. А. Масkensiе. Job. - JВС, I,р. 528,529. 7. Иов 3, 8; 7,12,9,13; 26,13. О смысле этих образов см. нашу книгу"Магизм и Единобожие". 8. Из христианских мыслителей нашего времени об этом ярче ипроникновеннее других писал Н. Бердяев. По его словам, "таинственностьсвободы выражается в том, что она творит новую, лучшую жизнь и она жепорождает зло, т. е. обладает способностью самоистребления. Свобода хочетбесконечной свободы, творческого полета в бесконечность, но она же можетзахотеть и рабства". (Н. Бердяев. Опыт эсхатологической метафизики. Париж,1947, с. 139). 9. Прежние толкователи пытались поставить эти два создания в один ряд сживотными, описанными в предыдущих стихах речи Ягве. Но там живые существапредставлены реалистично, с полным знанием их облика и образа жизни. Бегемотже и Левиафан (в которых пытались увидеть гиппопотама и крокодила) образы,явно относящиеся к восточной мифологии (ср.: I Енох 60, 7, 8; 3 Езд 6,49-52; Ап. Бар 29, 4; Бава-Батра, 74в). Они принадлежат к тому же разрядусуществ, что и дракон Рахав. Бегемот - это "начало (решит) путей Божиих"(40, 14), а Левиафан "царь над всеми сынами гордыни" (41, 26). Инымисловами, здесь можно видеть некий собирательный образ твари, которая идетсвоими путями, не повинуясь Богу, но над которой Его власть по-прежнемусохраняется. Глава тринадцатая ЭККЛЕЗИАСТ Иудея, ок. 350 г. до н.э. Я за былую жажду тщетных благ Казню себя, поняв в итоге, Что радости мирские - краткий сон. Ф. Петрарка Если Книга Иова близка по духу к античным трагедиям, то Экклезиастможно считать ветхозаветной параллелью к произведениям стоиков иэпикурейцев. Некоторые авторы даже думали, что эта книга, столь непохожая надругие части Библии, была создана под непосредственным греческим влиянием.На самом же деле Экклезиаст - чисто восточное творение, а сходство его идейс западной философией легко объяснить и без гипотезы прямого заимствования.Если уж говорить об источниках, которые питали воззрения автора книги, то ихследует искать в сумрачной вавилонской мудрости (1). Впрочем, Экклезиаст интересен не чужими идеями, которые моглиотразиться в нем, а тем, что он представляет собой род внутреннейавтобиографии писателя, исповедь живой души. Однако, в отличие от Августина,Руссо или Толстого, автор не стремился создать о себе связный рассказ, арасполагал без всякой системы заметки и стихи, в которых делился считателями своими наблюдениями, выводами и раздумьями. Многие из егоафоризмов превратились потом в пословицы. Экклезиаст полон противоречий: у него есть мотивы, напоминающие ОмараХайяма, Вольтера и Фому Кемпийского. Автор не заботился о том, чтобы придатьсвоей философии четкую и стройную форму. Тем не менее Экклезиасту присущацельность и органическое единство: это духовный портрет одного человека. Как и все мудрецы иудейства, автор книги скрыл свое имя. Он называетсебя Кохелет (что по-гречески перевели как Экклезиаст). Точный смысл этогослова не выяснен, но, по-видимому, оно означает человека, говорящего всобрании, Проповедника (2). Вероятно, мудрец имел свой кружокпоследователей, которые и сохранили для потомства его шедевр. Кохелетпользовался среди них большим уважением, о чем свидетельствуютзаключительные строки книги, принадлежащие одному из его учеников: "А сверхтого, что был Проповедник мудр, он еще учил народ знанию, и взвешивал, иисследовал, и складывал многие притчи. Искал Проповедник, как найти словадельные и написанные верно, слова правды"(3). Тот, от лица кого ведется речь в книге, назван "сыном Давида, царем вИерусалиме". В старину большинство читателей понимало это буквально. Однакосам писатель все время дает понять, что Соломоново авторство в данном случае- условный прием. Кохелет ссылается на царей иерусалимских, "которые были донего", в то время как исторический Соломон был лишь вторым - после Давида.Часто он выражается так, как вряд ли мог говорить Соломон или любой другойцарь. Его выпады против монархов и обвинения в адрес угнетателей едва лиможно приписать деспотичному Соломону или любой другой коронованной особе. Быть может, автор Экклезиаста действительно вел свой род от Давида; вовсяком случае, он принадлежал к богатой аристократической среде. Этоначитанный, светски образованный человек, дни которого проходили вобстановке благополучия. Экклезиаст написан им, вероятно, на склоне лет.Книга была итогом долгой, богатой опытом жизни. Некоторые историки полагают,чго Кохелет был иерусалимским правителем. По их мнению, столь рискованныемысли едва ли мог невозбранно проповедовать человек без прочного положения вобществе. Язык поэмы указывает на поздний период иудейской истории, что побуждаломногих исследователей Библии относить Экклезиаст чуть ли не ко времениИрода. Но теперь, когда найдены списки книги, относящиеся ко II веку до н.э., стало очевидно, что позже III столетия она появиться не могла (4). ВЭкклезиасте нигде нет намеков на греческое господство. Картина страны,которая дана в нем, больше соответствует последним десятилетиям IV века дон.э., то есть концу персидского правления в Палестине(5). По всем признакам Проповедник был жителем Иерусалима. Он упоминает оХраме и жертвах как о чем-то повседневном. Мнение тех, кто считал егочеловеком диаспоры, едва ли справедливо(6). Но не был ли Проповедник одним из тех эллинизированных иудеев, которые,охладев к вере отцов, пленились греческой философией? Это сомнительно уже всилу того, что книга его вошла в Библию. Эллинофилы считались нечестивцами,и трудно поверить, чтобы книга одного из них стала пользоваться такимавторитетом. Сходство взглядов Кохелета со стоицизмом и эпикурейством недоказывает, как мы говорили, заимствования или подражания. В то времяподобные идеи носились в воздухе. Книга Иова свидетельствует о брожении умов и жарких спорах, волновавшихИзраиль, когда мыслящие люди пытались найти разрешение жгучих жизненныхпроблем, избегая ссылок на Закон и Св. Историю. В напряженной духовнойборьбе сталкивались самые противоположные точки зрения. Но даже и на этомфоне свободных дискуссий Экклезиаст мог показаться книгой вызывающей. Нетолько отдельные взгляды, но все миросозерцание Кохелета удалялось отисконной библейской традиции, а тому, что он сохранил из нее, он придалсовершенно иное звучание. В лице Проповедника иудейская мысль как бы отреклась от самогозаветного и дорогого - от веры в возможность Союза с Богом и поступательнуюисторию Откровения. Кохелет, обратившись к опыту других культур, рискнулсойти с многовековой дороги Израиля. Он принял главную идею языческойметафизики о цикличном движении Вселенной. Как человек, сделавший удручающееоткрытие и смотрящий правде в глаза, говорит он об этом в прологе своейкниги (Экклезиаст цитируется (с некоторыми изменениями) по пер. И.Дьяконова): Род уходит, и род приходит, а Земля остается навек. Восходит солнце, и заходит солнце, и на место свое поспешает, Чтобы опять взойти; Бежит на юг и кружит на север, Кружит, кружит на бегу своем ветер, И на круг свой возвращается ветер; Бегут все реки в море, - а море не переполняется, К месту, куда реки бегут, - Туда они продолжают бежать; Все-одна маета, и никто рассказать не умеет, - Глядят - не пресытятся очи, слушают - не переполнятся уши. Что было, то и будет, и что творилось, то творится, И нет ничего нового под солнцем. Бывает, скажут о чем-то: смотри, это новость! А это уже было в веках, что прошли до нас. Еккл 1,4-10* ------------------------------------------------- * Экклезиаст цитируется (с некоторыми изменениями) по переводу И.Дьяконова Охваченный каким-то жестоким наслаждением, вглядывается поэт в картинувечного круговорота. Кажется, что он забыл все, чему учили и о чем возвещалипророки Израиля. Космос Экклезиаста - халдейский или даже индийский; подприведенными строками подписались бы и Гераклит, и Зенон. Это - мироздание,которое созерцает человек, лишенный света Откровения... Насколько же сильно была потрясена душа ветхозаветного человека, еслион принял столь чуждый ему мир! В этом мире жизнь теряет смысл и значение.Подобно Феогниду и другим греческим поэтам, Кохелет готов даже смерть счестьлучшим уделом: И прославил я мертвых, - что умерли давно, - Более, чем живых, - что живут поныне, Но больше, чем тем и другим, благо тому, кто совсем не жил. Еккл 4,2-3 Отчаяние, которое, как на гребне волны, вынесло Иова к вершинамБогопознания, Экклезиаста заставляет остаться на дне пропасти в бессильнойпокорности перед судьбой. Такого Израиль еще не знал; слушать Проповедникабыло для него тяжким искушением. Кохелет - человек, который, в отличие от Иова, всегда был огражден отневзгод. Но это не сделало его более оптимистичным. По природе отзывчивый ичуткий, он не мог спокойно смотреть на тяжкую жизнь людей. Однако при этомон был уверен, что радикально помочь им невозможно. Главное, что отличает этику Экклезиаста от этики пророков, этоослабление уз между религией и нравственностью. Пророки черпали в вере силудля проповеди действенного добра. Человечность и вера были для нихнеотделимы. Кохелет же этой связи столь ясно не ощущает. У него, зараженного языческим пессимизмом, нет вдохновения, даруемоговерой, и ему остается рассчитывать лишь на обычные земные радости. Но именно тут Кохелет терпит самое жестокое поражение! Все, что манилои соблазняло его, на поверку оказалось "суетой". Хевел, "суета", буквальноозначает дым, ничтожество, нечто пустое и мимолетное, а "Суета сует",хавел-хавалим, - высшую степень тщеты. Человек гоняется за счастьем, благами, "пользой". Эта цель выраженаеврейским словом итрон. Но как раз итрон - то, чего невозможно достигнуть: Что пользы человеку от всех его трудов, Над чем он трудится под солнцем? Еккл 1,3 Но если итрон - призрачная греза, нельзя ли обрести хотя бы тов, тоесть временные блага? Кохелет последовательно подвергает испытанию все доступные человекунаслаждения. Ведь недаром он "богаче всех, бывших до него в Иерусалиме". Я сказал себе "дай испытаю весельем, Познакомься с благом" Но вот это тоже тщета О смехе промолвил я "вздор" И о веселии "что оно творит?" Еккл 2,1-2 Воображение людей всегда влекут картины роскощи и удовольствий. Кохелетбыл в состоянии проверить, каковы эти приманки на деле. Он построил себепрекрасные дома, насадил виноградники, цветники, сады, среди которых журчалифонтаны. Он накупил рабов и наложниц, окружил себя певцами и певицами. Глазаего день и ночь радовали сокровища. Ни в чем, что очи мои просили, я не отказывал им, Ни от какой я радости не удерживал сердце. Но оглянулся я на дела, что сделали мои руки, И на труды, над которыми трудился, И вот, все суета и погоня за ветром. Еккл 2,10-11 Этот мрачный припев о суетности лейтмотивом проходит через всю книгуКохелета. Куда бы ни обращал он свой взор, повсюду видел он одно и то же:желанное улетучивается как дым... Не случайно Толстой так часто цитирует Экклезиаста в своей "Исповеди".Он сам прошел путь, проделанный иудейским философом, и в конце егонеотвратимо встал роковой вопрос: "А что же дальше?" Такова природачеловека, он не способен довольствоваться преходящим и жаждет чего-тобезмерно большего. Кохелет пытается найти прибежище в умозрении. Не заключен ли секретитрона в прославленной мудрости хакамов? Увы, и здесь результат опыта -отрицательный. Разум открывает лишь несовершенство мира. Вот я мудрость свою умножил более всех, Кто был до меня над Иерусалимом, И много видело сердце мое и мудрости, и знанья... Я узнал, что и это грустное томленье, Ибо от многой мудрости много скорби, И умножающий знанье умножает печаль. Еккл 1,16 сл Эти слова напоминают сетования Фауста, однако неудовлетворенностьЭкклезиаста более глубокая. Герой Гете, увидевший на закате днейбесплодность своих знаний, находит в конце концов радость в созидании наблаго людей; иерусалимского же пессимиста это не спасает; и не простопотому, что он слишком занят самим собой. Кохелет знает, что человек должен"делать благое" (3,12), но удовлетворение, даруемое грудом, оказываетсся вего глазах лишь субъективным утешением на фоне общего плачевного состояниямира. Подобно рабу из знаменитого вавилонского диалога (См. том 2 "Магизм иЕдинобожие"), Кохелет повсюду открывает червоточину, теневую сторону. Неверит он и тем. кто убежден, будто в прежние времена люди жили лучше.Свидетельства древних говорят против этого. Всегда были насилие и вражда,продажные суды и бесправие. Всегда "властвует человек над человеком". Отвека неизбывен гнет царей; восставать же против них бесполезно: дажесказанное без свидетелей дурное слово о монархе дойдет до его ушей, птицаперенесет его. А кто восседает на тронах? Кто правит народами и областями? Только лимудрые и великодушные? Напротив: Поставлена глупость на высокие посты, А достойные внизу пребывают. Видел я рабов на конях И князей, шагавших пешком, как рабы. Еккл 10,6-7 Людей выносит наверх отнюдь не разум или доблести, а "срок и случай".Да и вообще достойных людей - меньшинство. Из тысячи мужей таков лишь один,а из женщин нет ни одной. Словом, ничто в этом мире не может утешить разумного человека, ибо оннеизменно убеждается, что кругом-только суета, глупость и зло. И даже героевне спасут от забвения их подвиги и заслуги. Ибо вместе с глупцом и о мудром вовек не вспомнят, Потому что в грядущие дни все будет давно забыто. Еккл 2,16 Таков неутешительный итог исследований Кохелета: он развенчал всеутопии, все надежды и идеалы отцов. Таков он сам - новый Иов, над которым неразразилась беда, Иов, который, утопая в роскоши, стал нигилистом, Иов,который лишился веры: И возненавидел я жизнь, Ибо злом показалось мне то, что делается под солнцем, Ибо все - суета и погоня за ветром. Еккл 2,17 Это, впрочем, не означает, что Экклезиаст - атеистическая книга. ПростоБог для Проповедника - Некто, бесконечно далекий и почти не связанный счеловеком. В отличие от богов Эпикура, Он - Творец мира, но по отношению ксмертным выступает скорее как непонятная, роковая сила. Представление иудеев о том, что Сущий - все, а человек ничто, приняло вЭкклезиасте крайнюю холодно-жестокую форму. И если Проповедник говорит:"Помни о Создателе своем с юных дней", - то это напоминание вовсе неокрыляет. Бог Кохелета кажется равнодушным к миру, которому Он предоставилкружиться по предписанным законам без всякой цели. Он абстрактнее Богастоиков, и тем более - Бога Откровения. Неизвестно даже, желает ли Он благаСвоим творениям. Когда в книге говорится о чем-либо, что это "дано Богом", в интонацииавтора нет ни настоящего благоговения, ни благодарности. Мудрец лишьконстатирует прискорбный факт зависимости человека Люди слепы, и у них нетшансов прозреть. Когда склонил я сердце - мудрость познать, И увидеть заботу, что создана под солнцем, То увидел я все дела Божии. И не может человек найти суть дела.. Сколько бы ни трудился человек - не найдет. Человек не знает, что предстоит - Любовь или ненависть? Все возможно. Еккл 8,16 Неизвестно, зачем вообще Творец дал человеку разум. Все равно жизнь еготускла, а любые усилия напрасны. Он ограниченное и жалкое существо. Сгорькой иронией Кохелет заявляет: Я понял задачу, которую Бог дал решать сынам человеческим: Все Он сделал прекрасным в свой срок, Даже вечность вложил им в сердце, Но чтоб дела, творимые Богом, От начала и до конца не мог постичь человек. Еккл 3,10-11 "Вечность" (олам), которая вложена в смертных, побуждает их искатьподлинного совершенства, правды и гармонии, но они ничего не найдут и ничегоне поймут. Даже тогда, когда человек надеется, что есть какой-тонравственный миропорядок, он ошибается. Ведь каждому ясно, что его судьба невсегда зависит от его поступков. Нет настоящей награды добрым, да и саманаграда в этом мире что она, как не суета сует? Все дороги ведут лишь в могилу. И не хочет ли этим Творец показатьлюдям, что они "скоты и только"? Пока человек жив, его окружают миражи, апосле смерти - пустота: Ибо участь сынов человеческих и скота одна, Как тем умирать, так и этим, И одно дыхание у всех, И не лучше скота человек Ибо все - тщета. Все туда же уходит, Все из праха, и все возвратится в прах, Кто знает, что дух человеческий возносится ввысь, А дух скота - тот вниз уходит, в землю? Еккл 3,19-21 Правда, в другом месте Кохелет говорит, что дух, или дыхание, умершего"возвращается к Богу, Который дал его"; но это не исповедание веры вбессмертие. Мудрец лишь хочет сказать, что жизнь человека поддерживает некаятаинственная сила, руах, а когда душа, нефеш, отделяется от тела, эта сила,связующая их, улетучивается и возвращается в горний мир, откуда пришла (7). Едва ли во всей пессимистической литературе найдется книга с такимбезысходным мирочувствием, как Экклезиаст. Участь смертных Кохелет рисуетсамыми зловещими красками. Человек, познавший все блага жизни, - он с тембольшим отвращением говорит о них. Этим он напоминает Будду, а его оценкамира напоминает буддийскую. Но, в отличие от большинства мироотрицателей,Проповедник не ищет выхода. Ренан метко назвал его Шопенгауэром, обретшимвнутреннюю успокоенность. В самом деле, этот "еврейский Эпикур" не бунтует ине возмущается: в конце концов он готов принять жизнь такой, какой она емурисуется. Он не обвиняет ни Бога, ни Вселенную, а просто советует своимученикам, как найти в этом царстве суеты и бессмыслицы островок мирнойжизни. Нужно, по его мнению, помнить о нелепости всех упований и ценить малое.Смерть неминуема, жизнь тосклива, но все же "живой собаке лучше, чеммертвому льву". И раз уж мы живые существа - воспользуемся тем немногим, чтоимеем. Я узнал, что нет иного блага человеку, Кроме как есть, пить и делать благое в жизни. Но даже если кто ест, и пьет, и видит благое в труде, То это Божий дар. Я узнал: все, что Бог творит,- это будет вовек; Нельзя ничего прибавить, и нельзя ничего убавить. Еккл 3,12-14 Хорошо уже и то, что Всемогущий уделил хоть какую-то толику блага этомуэфемерному творению - человеку. Разумно оценить свое скромное место в мире -таков принцип Кохелета, напоминающий девиз Эпикура и Вольтера. Пусть все вокруг суетно - будем, помня об этом, ловить мгновеннуюрадость и не обольщать себя призраками. Кохелет повторяет слова вавилонскогопоэта: Во всякое время да будут белы твои одежды, И пусть не оскудевает на главе твоей умащение; Наслаждайся жизнью с женщиной, которую любишь, Во все дни твоей тщетной жизни... Ибо это твоя доля в жизни и в твоих трудах (8). Так должен проходить мудрец краткое свое поприще, принимая дар Божийбез лишних раздумий... До поры, как затмится солнце, И свет, и луна, и звезды... И запрутся на улицу двери, И затихнет звук жерновов, И еле слышен станет голос птиц, И поющие девушки примолкнут... Ибо уходит человек в свой вечный дом, И наемные плакальщики на улице кружат; До поры, как порвется серебряный шнур, И расколется золотая чаша, И разобьется кувшин у ключа, И сломается ворот у колодца. И прах возвратится в землю, которой он был, И возвратится дыхание к Богу, Который дал его. Еккл 12, 2 сл. Этими меланхолическими стихами, звучащими как траурный колокол, изаканчивается Экклезиаст. В заключение к нему прибавлено несколькоблагочестивых строк. Их написал человек, вероятно желавший смягчитьтягостное впечатление, которое книга могла произвести на читателя (9). И в самом деле, творение Кохелета должно было смущать людей и вызыватьнедоумение. Мало того, что Проповедник изобразил человека и Бога так, чтонабожным людям его книга казалась кощунством, но даже гедонистов он способенбыл привести в отчаяние. Тезис: живи и пользуйся тем, что тебе доступно, вконечном счете сводился на нет уничтожающей оценкой самих земных благ. Аздесь спорить с Кохелетом было трудно. Правота мудреца оказывалась слишкомочевидной. Так, без пафоса, спокойным, беспристрастным анализом подрывалПроповедник все опоры, оставляя людям лишь жалкое подобие надежды. Ведьименно благополучие в этой жизни считалось обещанной Богом наградой. Но еслиэтот единственный дар отравлен - к чему он? Кажется на первый взгляд непостижимым, как могла подобная книга попастьв Библию. Известно, что учители иудейства много спорили, прежде чем решилисьдать ей место рядом с творениями мудрецов, Пророками и Законом (10). Тем неменее они это сделали, и в их смелом решении проявилась глубокая мудростьветхозаветной Церкви. Экклезиаст, если брать его в отрыве от всего Писания, выглядитпрямо-таки антиподом библейской веры и надежды. Но совсем в ином светепредстанет он, если рассматривать его в органическом контексте ВетхогоЗавета как целого (11). Только так мы сможем оценить его важную роль изначение в истории народа Божия и во внутренней динамике отдельной души. Иерусалимский философ поднес людям чашу с горьким напитком, но то былнапиток исцеляющий. Уверенность в том, что высшее благо ограничено земнымипределами, была преградой на пути израильской религии. Кохелет разрушил этопрепятствие. Его трезвый пессимизм верно отобразил картину падшего мира истал переходной фазой, диалектическим моментом в становлении веры. Он ипоныне стоит как страж перед каждым человеком, если тот удаляегся отЗапредельного, погружаясь в суету. Ценность воды по-настоящему познается в пустыне, жажда вечностипробуждается, когда человек отдает себе отчет в мимолетности земного. В этомзаключается великий смысл отрицательного опыта Экклезиаста. Но какой живительный источник могли найти люди в пустыне, куда привелих Кохелет? Поскольку становилось бесспорным, что преходящее не содержит в себеистинного блага, невольно являлась мысль, что выход можно найти только васкезе, отрешенности, поисках совершенства за пределами зримого мира. В этомнаправлении еще раньше пошла индийская и частично греческая мысль.Характерно, что и христианские подвижники высоко ценили Экклезиаста, видя вкниге осуждение суеты во имя вечного и нетленного. Однако этот путь был пока закрыт для библейского сознания. Там, гдеСлову предначертано было стать плотью, мироотрицающая духовность не моглазанять центрального положения. Уход в сферы чистого духа явился бы угрозой исоблазном для богочеловеческой религии. Пусть мир сей и обнаружил своюограниченность и бренность - не в отказе от него, а в чем-то другом должнабыла раскрыться Израилю грядущая полнота творения.
ПРИМЕЧАНИЯ
Глава тринадцатая ЭККЛЕЗИАСТ 1. В Экклезиасте есть строки, почти дословно повторяющие словаегипетских поэтов. Но больше всего в нем совпадений с эпосом о Гильгамеше идругими вавилонскими произведениями. См.: В. Тарн. Эллинистическаяцивилизация, с. 210. О параллелях Экклезиаста и греческой литературы и означении их см.: А. Н. Мс Neile. An Introduction to Ecclesiastes. Cambridge,1904, p. 39; M. Hengel. Judentum und Hellenismus. Tubingen, 1969, S. 210. 2. Слово "кохелет" есть причастие, образованное от слова кахал -община, собрание (по-гречески экклесия). "Мы можем,- замечает бл. Иероним, -перевести это словом проповедник, потому что он говорит к народу и речь егообращается не к одному лицу в частности, а ко всем вообще" (бл. Иероним.Творения, т. 6, с. 2). 3. Еккл 12, 9. 4. Рукопись Экклезиаста, найденная в 4-й Кумранской пещере, датируетсявременем между 175-150 гг. до н. э. См.: И.Амусин. Рукописи Мертвого моря.М., 1960, с. 86. 5. В XIX веке одну из последних попыток отстоять Соломоново авторствопредпринял еп. Филарет (Филаретов) в работе "Происхождение книги"Экклезиаст" (Киев, 1885) Но более поздние исследователи отнесли книгу кпослепленному периоду. Среди них укажем на известного богослова В. Мышцына(ТБ, т. V, с. 4-5). Обобщение взглядов современной библеистики по вопросу обЭкклезиасте см.: R. Миrphy. Ессlesiastes. - JВС, I, р 534. 6. В стихе I гл. 11 видели намек на Александрию, однако упоминание"святого места" (8, 10) и "Дома Божия" (4, 17) доказывает, что автор жил вИудее. См.: А.Н. Аn Introduction to Ecclesiastes, р. 9. 7. О Руах как о силе, связующей душу и тело, см.: А. Gelin. Тhе Conceptof the Man in the Bible, р. 17. 8. Это место - почти дословное воспроизведение строк из поэмы оГильгамеше (IV, VI, 6). Она была хорошо известна иудеям; фрагмент ее былнедавно найден в Мегиддо. 9. Еккл 12, 9 - 14. Этот эпилог и по стилю, и по духу отличен отосновного текста Экклезиаста. К тому же он говорит о Проповеднике в третьемлице, как о человеке уже умершем. 10. Мишна. Ядаим, III, 5. О спорах вокруг каноничности Кохелета средираввинов см.: См.: Ch. H. Wright. The Book of Kohelet. London, 1883, р. 451-469. 11. См.: N. Lofink. Science biblique en marche. Tournai, 1969, р. 171. Глава четырнадцатая СУДНЫЙ ДЕНЬ Иудея, IV-III вв. до н.э. От власти ада искуплю Я их, от смерти избавлю Я их. Осия 13,14 Пробелы, обнаруженные в старой доктрине воздаяния, поставили мудрецовВетхого Завета непосредственно перед "проклятыми вопросами" о земной участичеловека, о его страданиях и конце. Экклезиаст чувствовал, что загадка жизнисвязана с загадкой смерти, но пришел к заключению, что и то и другое - тлен;если смерть - это вечная ночь, то жизнь не более чем короткие сумерки.Философ остановился у самого края обрыва, не пытаясь даже заглянуть вниз. Даи к чему это было делать? Он все равно уверился, что ничего не найдет там. Но подобное решение не могло стать последним словом ветхозаветноймысли. Ведь недаром история народа Божия всегда проходила под знакомнадежды. И теперь, казалось бы, для него настал наконец момент обратиться кидее бессмертия души как единственной альтернативе пессимизму. Однакосделать этот шаг Израилю было не так просто. Доктрина бессмертия - этот плодестественного разума и интуиции - не решала еще главного вопроса: о всеобщейсудьбе творения и жребии человека как целостного существа. Эти сомнения иудеев легче понять, если еще раз сравнить их подход кпроблеме смерти с воззрениями внебиблейского мира. Уже с глубокой древности отношения человека к своему последнему часубыло двойственным. Как правило, он страшился смерти, но нередко видел в ней спасительный исход. Так, еще в Египте вовремена строителей пирамид раздавались голоса, прославлявшие смерть какосвободительницу, исцеляющую от всех недугов (см. том 2). Этот взгляд напротяжении веков высказывался много раз и достиг кульминации у Платона,учившего, что истинная жизнь начинается лишь по ту сторону гроба. "Как неиспытывать радости, говорит Сократ в "Федоне", отходя туда, где надеешьсянайти то, что любил всю жизнь?"(1). Сверхчувственный опыт и размышления над природой духа побуждали людей,жаждавших совершенства, видеть в смерти самое действенное избавление отюдоли скорбей. Поскольку на земле человек со всех сторон наталкивался напреграды, то запредельный мир манил его как блаженное царство света, где духобретет безграничную мощь и свободу. Поэтому полагали, что смерть есть непросто естественный факт, но желанное завершение земных скитаний, радостныйпереход в вечность. А учение о загробном суде, которое есть уже в египетскойКниге Мертвых, вполне разрешало проблему мировой справедливости. Такую оценку смерти мы находим не только в большинстве древних религий,но и у многих исповедующих христианство. Поэтому было бы опрометчиво умалятьправоту и значение этого взгляда. Чувство бессмертия изначально как бызаложено в человеке. Напротив, воля к уничтожению есть симптом болезненнойизвращенности души (2). Учение о неистребимости нашего "Я" отвечает кореннойпотребности человека, а соединенное с верой в воздаяние, оно приобретаетвеликий жизненный смысл. Перспектива вечности озаряет темное бытие отблескомНеба, поднимает его над обыденным и преходящим. Гость в этом мире, человек вто же время сознает себя активным участником вселенских свершений. Тем не менее нужно признать, что религиозное сознание может переживатьвстречу со смертью и совсем по-другому. Тот, кто считает смерть явлением нормальным и законным, кто уповаетлишь на потустороннее, близок к искушению поставить во главу угла частное,субъективное благо человека. Но - разве все уже решено тем, что духземнородного достигает блаженства в иных сферах? Ведь не один только дух, нои плоть, и вся видимая Вселенная суть создания Божий. А стало быть, нетоснований считать смерть и распад чем-то прекрасным. Согласно Библии, смерть в конечном счете оказывается признакомнесовершенства твари, плодом греха, роковой болезнью, которая противнасозидательной цели мироздания. Гибель любого существа есть разлом в космосе и победа Хаоса над людьми.Человек мыслящий и чувствующий - превращается в труп, в груду разлагающегосявещества; что может быть отвратительнее и страшнее? Это - триумф разрушения,бессилие духа, невыносимое уродство, поругание богоподобного существа. Не отом ли говорят пронизанные болью слова надгробного песнопения? Плачу и рыдаю, Егда помышляю смерть И вижду во гробех лежащую По образу Божию созданную нашу красоту, Безобразну, бесславну, Не имущую вида. Все в человеке протестует против этого ужаса; восстает не только"плоть" с ее инстинктом самосохранения, но - в первую очередь - дух, длякоторого смерть глубоко противоестественна. И никакие утешения Эпикура,уверявшего, что смерть не страшна, ибо, умерев, мы уже ничего не будемощущать, не могли примирить человека с небытием. Напротив, учение онеуничтожимости "Я" в какой-то мере притупляло остроту этого мучительногонедоумения. Поэтому-то посмертный мир занимал столь важное место в основныхрелигиях, начиная с самых примитивных. Между тем Израилю одной этой надежды оказалось мало Откровение о Боге -Создателе и Отце - не позволяло ему успокаиваться на идее потустороннего.Дух отшатывается от небытия, но не бежит ли от него и "всякая плоть","всякое дыхание"? Это - факт, и факт бесконечной важности, исполненныйглубокого смысла. Может ли в таком случае Творец намеренно обрекать нагибель созданное Им? Не кощунство ли думать, будто Жизнодавец увенчиваетСвое дело смертью? Ведь Он Сам устами пророка (Иез 18,32) сказал: "Я не хочусмерти"... Для иудея природа была не Майей и не тенью, как для Платона, а реальнымбытием" в котором проявляется творческая сила и Слава Сущего. Не мог онсогласиться и с тем, что жизнь - это "дар напрасный", что тело, вышедшее изрук Божиих, - только "темница". Поэтому-то Ветхий Завет так трагичнопереживал катастрофу смерти, а все попытки признать в ней норму вели котчаянию и пессимизму. Думы о смерти породили самые мрачные страницыПисания. Нужно было новое слово, но совсем не то, которое давали религии,учившие о бессмертии одного лишь духа. Так созревала почва для великого прозрения о конечных судьбах человекаи мира. Мы уже знаем, что Израиль, с его исключительной направленностью наземную жизнь, не смог создать собственного учения о посмертии. Егопредставление о Преисподней было заимствованным и почти ничем не отличалосьот вавилонского или гомеровского. Шеол - обитель теней - находился, попредставлениям евреев, как Араллу или Аид, где-то в глубоких подземныхпещерах. Считалось, что души ведут там жалкое полудремотное существование. Ичто самое горькое - и злые и добрые там одинаково отторгнуты от Бога,забытые не только миром, но и Создателем (3). Приходится удивляться не тому, что это греко-халдейское воззрение былов итоге отвергнуто Израилем, но тому, что оно столь долго господствовало вего религии. В самом деле, если для авторов "Гильгамеша" или "Одиссеи"Преисподняя была отдельным царством, управляемым своими "подземными" богами,то с точки зрения иудейской эта мысль должна была казаться нелепой.Убеждение, что мертвые в Шеоле навсегда лишены связи с Сущим, вступало впротиворечие с самыми основами библейского богословия. Может ли существоватьтакая область бытия, где Ягве уже перестает быть Господом? Недвусмысленныйответ на этот вопрос дает один из псалмопевцев. "Взойду ли на небо - Ты там,сойду ли в Шеол - и там Ты" (Пс 138,8). Но если нет границ для владычестваБожия, значит, и пребывание в мире теней не есть обязательно невозвратнаягибель и утрата Бога. Псалом 138 был написан, возможно, еще до плена, но бесспорно болеедревней является молитва, сложенная почти за тысячу лет до нашей эры, вкоторой впервые высказана надежда на спасение из бездн Преисподней. Это -гимн Анны, матери Самуила; он свидетельствует о вере в то, что Ягве,Властитель жизни и смерти, "низводит в Шеол и - возводит" (4). Намеки на возможность возрождения после смерти находили у Осии иИезекииля. Но, скорее всего, пророки имели в виду новую жизнь народа послевремен притеснения и упадка, нежели судьбу личности (5). Зато в псалмах, гденередко речь идет об отдельных человеческих существах, мы находим иное. От мысли, что Бог господствует над Шеолом, был всего один шаг доупования, выраженного священным поэтом: Ты не оставишь души моей впреисподней и не дашь верному Твоему увидеть тление. (6) Важно отметить, чторечь здесь идет не о "естественном" бессмертии духа, а о полном исовершенном освобождении человека из-под ига смерти. Впрочем, псалмопевецеще не имеет твердой уверенности, а лишь обращается к Богу с робкой надеждойи мольбой. Среди псалмов есть один, который настолько близок по мысли итональности к Книге Иова, что многие библеисты приписывают его тому жеписателю. Мы говорим о псалме 72 (7). Однако пусть даже принадлежность егоавтору "Иова" только гипотеза - можно утверждать, что он был написан в ту жеэпоху религиозного кризиса. В заголовке стоит имя Асафа, но это имя несамого псалмопевца, а покровителя и родоначальника церковных хоров. Да и посодержанию молитва тесно связана с Храмом. Неведомый поэт сложил свой псалом, когда после долгих сомнений идушевной смуты в его сердце вернулся свет. Он оглядывается назад, какчеловек, спасшийся из бурного моря после крушения: Как благ Бог к праведным, как благ Он к тем, кто чист сердцем! А я? едва не пошатнулись ноги мои, едва не поскользнулись стопы мои, Ибо позавидовал я безумцам, видя благоденствие нечестивых, Ибо нет страданий им до смерти их и крепка сила их (8). Эти решаим (нечестивые) расхаживают повсюду, совращая народ своиминадменными речами. Они презирают добро, глумясь над заповедями Божиими, атолпа рабски повторяет за ними: "Как узнает Бог? Есть ли ведение уВсевышнего?" Поэт откровенно признается, что и его соблазнили их аргументы. Видябедствия праведных и пережив на собственном опыте горечь невзгод, онусомнился в ценности добра. Ему показалось, что человеку нет смысларассчитывать на высшую справедливость и следовать велениям Божиим: Не напрасно ли очищал я сердце мое, и омывал руки мои в невинности, И причинял себе боль каждый день, и обличал себя по утрам? 13-14 Так продолжалось до тех пор, пока однажды певец не пришел в Храм. Тамвнезапно с ним совершился переворот: он понял, как был слеп, и воспрянул,вдохнув новый воздух, ощутив близость Предвечного. Все его сетования инедоумения растаяли, как снег под лучами солнца. Когда кипело сердце мое и терзалась душа моя, Я был в неведении без разумения, как скот я был перед Тобою. 21-22 Теперь все стало по-другому: мир преобразился, озаренный высшим знаниеми небесной любовью. Бог не просто ответил, но явил Себя скорбящей душе.Отныне псалмопевец знает: что бы ни случилось - Господь с ним. Пусть бушуютбури, говорит он,- А я всегда с Тобою; Ты держишь меня за правую руку, Ты руководишь меня советом Твоим и в конце примешь меня в Славу. Кто нужен мне в небе? С Тобой ничего не желаю на земле. Пусть изнемогают плоть и сердце мое: Бог - твердыня сердца моего и удел мой навеки. 23-26 Но что означают слова: "в конце примешь меня в Славу"? Ведь в них самоесредоточие чаяний человека! На библейском языке Слава - это сияющий ореол Бога, Его явление твари.Не хочет ли сказать псалмопевец, что надеется в конце пути войти вослепительные миры Господни? Ведь предание уже называло двух людей, изъятыхтаким образом из общей участи смертных,- Еноха и Илию (9). Если это так,значит, не только праотец и пророк познали целокупное бессмертие, но ждетоно всех, кто уповает на Господа. Такую же надежду исповедует и автор другого, 48-го псалма. Онпринадлежит к сословию хакамов, но выступает уже как глашатай новогоОткровения: Слушайте, все народы, внемлите, все живущие во Вселенной! И мужи, и жены, и богатые, и бедные! Уста мои изрекут мудрость, мысли сердца моего - разумение. 1-4 Мудрец признает, с одной стороны, что люди, "подобно животным", идутнавстречу смерти. С другой же стороны, безусловными рабами смерти остаютсялишь те, кто отдалил себя от Бога, полагаясь только на тленное. Такойчеловек неизбежно окажется посрамленным, Ибо, умирая, не возьмет ничего и не пойдет с ним слава его. 18 Напротив - верные, познавшие истинную мудрость, будут вознесены к Богу. Чего бояться мне во дни бедствия, когда окружит меня злоба гонителеймоих. Бог избавит жизнь мою, из рук Преисподней возьмет меня. 6,16 В обоих псалмах еще не говорится о том, как это произойдет. Они лишьутверждают, что для человека есть иной исход, нежели тот, который рисовалсяЭкклезиасту: спасение от Шеола - у Того, Кто держит в Своих руках ключисмерти. И вот, как уже не раз бывало в поворотные моменты Священной Истории,Израиль услышал вдохновенный голос Исайи. Исайи? Да. Но не того пророка, чтожил некогда в Иерусалиме, и не Второисайи, а их последователя. Оказалось -древний провидец все еще имел преемников и продолжателей (О школе пророкаИсайи см. Том 5). И именно из их среды снова прозвучало благовестие оспасении. Оно было облечено в форму гимнов и молитв, собранных в книге,которую принято называть Апокалипсисом Исайи (Ис 24-27). Слово "апокалипсис" означает откровение. Книги апокалиптиков раскрываютмистический смысл событий, совершающихся в мире. Их образный язык ипричудливая символика во многом восходят к Иезекиилю, да и в целомапокалиптика есть возрождение пророческого духа. Правда, в этих таинственных писаниях, как правило, нет уже той силы,которая свойственна классической эре профетизма. Кроме того, апокалиптикапреимущественно развивает одну сторону учения древних пророков. Родившаяся вгоды битв Востока с греческим миром, она проникнута сознанием глубокогосмысла, скрытого в истории народов и империй, и вся обращена к грядущимсудьбам Вселенной. Эсхатология - главная тема Апокалипсиса Исайи, а также книг Иоиля,Второзахарии, Даниила, Еноха, Сивилл и Кумранских писаний. Историческаядинамика изображена в них как движение к мессианскому Царству. Если старыепророки, говоря о нем, были в не меньшей степени озабочены нуждами своеговремени, то апокалиптики прямо-таки живут страстным ожиданием последнегоСуда и Богоявления (10). Последнее слово школы Исайи, хотя еще и не приобрело всех характерныхчерт поздней апокалиптики, тем не менее открывает собой новую эпоху виудаизме и библейской письменности. Это не только первый "апокалипсис", но ипервое в Ветхом Завете благовестие о тайне воскресения. Обычно считают, что наиболее раннее свидетельство Библии о"пробуждении" мертвых находится в Книге Даниила, написанной в годы гонений,около 165 г. до н.э. Но на самом деле вера в победу над смертью существовалапочти за два века до Даниила. Это явствует из Апокалипсиса Исайи. Надо, впрочем, признать, что точно датировать 24-27-ю главы Книги Исайинелегко, в них нет указаний на какие-либо исторические события. Автор пишетв эпоху великих мировых потрясений, когда схватка могучих держав достигаеткрайнего напряжения. Но картины Апокалипсиса слишком неопределенны.Политические водовороты изображены в поэме языком, близким к восточноймифологии. Пророк возвещает о падении Кириат-Тоху (Ис 24,10). Это имя можноперевести как город Хаоса, ибо словом тоху в Библии обозначается смешениестихий, которое возникло на заре творения (11). Есть мнение, что писательимел в виду Вавилон, захваченный в 482 году Ксерксом, который лишил городего главной святыни - статуи Бэла (12). Однако в этом случае непонятно,почему в Апокалипсисе Исайи не назван Вавилон; ведь у библейских поэтов ончасто фигурировал как символ враждебных Богу начал. И вообще разрушениеКириат-Тоху изображается вне прямой связи с историческими обстоятельствами.По-видимому, крушение было уже достаточно удалено от времени составлениягимнов. В середине IV века на западном горизонте всходила грозная звездаМакедонии. Царь Филипп уже вынашивал план подчинения Эллады. Мятежи ивосстания подтачивали монархию Ахменидов, ослабевшую после войн с греками.От нее отложились Египет и Финикия. Персидские армии пытались, чаше всегобезуспешно, остановить процесс распада. В 345 году Артаксеркс III разорилСидон и вторгся в долину Нила, но упрочить свою власть ему не удалось (13). Большинство историков относят 24-27-ю главы Книги Исайи к этойтревожной, насыщенной драматическими событиями эпохе (14). Хотя Израиль и непитал ненависти к персам, положение в мире не могло оставить егоравнодушным. Для последователей Исайи мир как бы разделился на два полюса: на одном- построенные на насилии языческие царства, а на другом - град спасения,идеальный Иерусалим. Силы, восстающие против Бога, олицетворены в книгечудовищами Хаоса. Они мечутся и грозят, как разъяренное море, но уже близокДень Суда, когда стихия зла будет окончательно побеждена: В тот День Поразит Господь мечом Своим, тяжким, великим и мощным, Левиафана, змея, прямо бегущего, Левиафана, змея извивающегося, и умертвит чудовище морское. Ис 27, 1 Гибель сынов Хаоса будет означать конец эры богопротивления. Явитсяиной мир, то "новое", что еще раньше прозревал Второисайя. Оно станет венцомСвященной Истории, переходом ее в Царство Божие. Поглощена будет смерть навеки, и отрет Господь Бог слезы со всех лиц, И снимет поношение с народа Своего по всей земле. Ис 25,8 Темный мир никогда более не восстанет. Он найдет в эсхатологическойбитве свой последний конец: Мертвые жить не будут, тени не воскреснут, Ибо Ты покарал их, и сразил их, и истребил всякую память о них. Ис 26, 14 Иное будущее ждет Церковь верных, хотя и она должна пройти черезгорнило испытаний. Господи, Ты приумножил народ, приумножил народ во Славу Свою, Раздвинул Ты границы земли В муках, Господи, искали мы Тебя, взывали к Тебе в утеснении, которымТы научал нас. Словно женщина, готовая родить, стонущая в боли своей, были мы передлицом Твоим, Господи. Ис 26, 15-17 Но годы скорби минуют, и придет день, когда все поймут, что муки родовзавершаются радостью. О них впоследствии скажет Христос как о "часе" боли,предваряющей рождение новой жизни (Ин 16,2). На смену падшему миру явится мир Божий. Однако станет ли гармоничнойВселенная, построенная над огромным кладбищем? И тогда пророк говорит о самом главном: не просто о конце эры смерти,но о победе светлых, божественных сил над законом распада. Все достойное,что когда-либо было в истории, обретет вечное бытие. Меч Господень разрушит"врата Шеола", верные обретут не только бессмертие духа, но новую жизнь вреальной полноте: Оживут мертвецы Твои, восстанут тела их, пробудятся и возликуют лежащиево прахе, Ибо Твоя роса - роса света, и извергнет земля умерших. Ис 26, 19 Радуга Завета вновь раскинется над творением, несущимся вперед, какстрела Божия, выпущенная к Цели. Не бесплотные тени, но царство живых,вовлеченных в триумфальный полет мироздания. В истории религии это прозвучало впервые. Недаром потребовалось ещемного лет, чтобы вера в воскресение стала неотъемлемой частью ВетхогоЗавета. Были здесь и другие причины. Не надо забывать, что языческий мирсвязывал идею воскресения с циклами оживания природы и мифами о богахрастительности. Поэтому Израиль и был так осторожен. Даже столь манящаяперспектива, как победа Бога над смертью, не могла увлечь его немедленно ибезоглядно. Лишь одно было принято сразу и с огромным воодушевлением -провозвестие Суда. Для пророка, писавшего Апокалипсис Исайи, создание обновленного ипреображенного мира было немыслимо без Судного Дня. Как Царство Господанеотделимо от воскресения, так невозможен Его приход без воздаяния силамзла. Суд есть вселенское утверждение Правды Божией. Вне ее всякая конечнаягармония будет отравлена. Глубочайшая потребность в справедливости всегда жила в людях. Ее незнает никакое живое существо, кроме человека. Это она внушила египтянам верув суд Осириса, индийцам - мысль о Карме, а грекам - о Дике и Немезиде; этоона вдохновляла пророков на их суровую проповедь. В каждую эпоху и в каждомнароде прорывается она, рождая страшные предсказания и зловещие образы настенах храмов, звуки "реквиемов" и восстания масс. О Суде вопиют душиубиенных в Апокалипсисе Иоанна, его призывают Савонарола, Ламене,Достоевский, сознававшие, что без правды нет спасения. Ее жаждет истерзанныймир сегодня, как и два тысячелетия назад. Это чувство, столь человечное инеискоренимое, выразил в простых и предельно искренних словах один изузников нашего жестокого времени. "Миру нужен Страшный Суд,- писал он изстен тюрьмы,- как Третьему рейху-Нюрнбергский процесс. Иначе никак нельзя". Да, нельзя, невозможно. И пусть природа не ведает справедливости -человек без нее не в состоянии дышать. Известно, что всегда бывали люди, которым идея Судного Дня казаласьнедостойной веры, но это только свидетельствует об их нечувствии к мировомузлу. Наша трагическая эпоха - эпоха тотальных войн, обдуманных зверств,лагерей, унижений и бесчеловечности - как никакая другая наполняет чаяниеСуда реальным смыслом. "Мне отмщение и Аз воздам..." В своем ожидании Дня Господня последователь Исайи был не одинок. Вскорепоявились и другие эсхатологические пророчества, которые были проникнутынадеждой на торжество Правды. Людям казалось, что час Воздаяния близок. Нельзя недооценивать этих предчувствий только потому, что до первоговеликого Суда миру оставалось еще более трех веков. "Суд же, -скажетХристос,- состоит в том, что свет пришел в мир, но люди более возлюбилитьму, нежели свет, потому что дела их были злы" (Ин 3, 19). И поэтомунеобходимым станет последний Суд Второго Пришествия. Но у ветхозаветных людей, в силу уже известного нам сокращениявременной перспективы, оба Богоявления сливались в одно целое. Если Судияявляется в мир - значит, пришло время гибели Левиафана, извивающегосязмея... В этой нерасчлененной эсхатологии сплелись воедино мотивы возмездия ипримирения, гимны Судному Дню и новому творению. Хотя Иудея была в стороне от битв, кипевших на севере и на юге от нее,но и она оказалась в атмосфере тревог, надежд и смятений. Завоеватель непришел на ее поля, однако люди во всем теперь пытались увидеть знакиблизящейся Божией грозы. Таким знаком явилось общее народное бедствие. В один злосчастный день солнце над окрестностями Иерусалима померкло -его затмила шелестящая живая туча. То была саранча, которая, словно полчищадемонов, несла голод и смерть. Напрасно трубили трубы, напрасно разжигалиськостры и рылись рвы. Прожорливые твари, оставляя за собой голую землю,летели, ползли, облепляли сады и виноградники, стены домов, проникали вжилища. Это жуткое зрелище внушало мистический ужас. Народ плакал и роптал.И тогда выступил пророк Иоиль, сын Петуэля, и призвал растерявшихся людей кпокаянию. В книге, носящей его имя, о самом пророке ничего не сказано. Молчат онем и предания. Можно лишь предполагать, что Иоиль принадлежал к служителямХрама и проповедовал в Доме Господнем (15). В неотвратимом нашествии саранчи пророк увидел грозный символ последнихбитв и Суда. В его речах как бы вновь оживают Амос, Исайя, Софония: Трубите в рог на Сионе и бейте тревогу на святой горе Моей! Да трепещут все жители земли, ибо приходит День Господень, Да, он ужеблизок, день мрака и тьмы, День сумрачный и облачный. Солнце превратится во тьму и луна в кровь, Прежде нежели наступит День Господень, великий и страшный. Иоил 2,1-2, 3,31 В пророчествах Иоиля стаи саранчи сливаются с образом страшногонашествия врагов Божиих. Не воины ли это Гога и Магога, о которыхпредсказывал Иезекииль? Идет народ многочисленный и сильный, какого еще не было от века. Перед ним была земля, как сад Эдемский, а после него унылая пустыня, Ничто от него не спасается, вид его, как вид коней, И скачут, как всадники. Иоил 2,2-4 В этой безликой массе нет людей, это стадо, стая, подобная тучам алчныхнасекомых. Иоаннов Апокалипсис повторит слова Иоиля, изображая полкиАнтихрисга в виде саранчи, закованной в броню. Завоеватели всех временобозначены этим зловещим символом. Бессмысленное, жестокое, губящее жизньнашествие. Сатанинские силы, вырвавшиеся на свободу. Грехи мира породилиэтот смерч, этот разгул насилия и пожирания. Когда Иоиль писал своепророчество, призрак мировых войн впервые навис над человечеством. Пророк хочет, однако, чтобы люди не предавались безнадежному страху, новстретили грозную годину во всеоружии духовной готовности. Он зовет косознанию своих грехов, своего Недостоинства перед Богом Правды. ПроповедьИоиля подобна проповеди Крестителя: "Покайтесь, ибо приблизилось ЦарствоБожие". Посему и теперь изрек Господь: Обратитесь ко Мне всем сердцем своим в посте, плаче и сетовании. Рвите сердце свое, а не одежды ваши, и обратитесь к Господу Богувашему. Иоил 2,12-13 От самого человека зависит, чего ждать ему в День Божий. Пусть жевсеобщий хаос - прелюдия к Суду - заставит людей очнуться от духовнойспячки! Не вечно будет мир таким, как сейчас. Великие перемены ждут Вселенную.Голод, который принесла саранча, сменится процветанием, духовный голод -последним Откровением Господа. Не бойся, земля, радуйся и ликуй, ибо Господь совершит великое... И вы, сыны Сиона, радуйтесь и ликуйте о Господе Боге вашем, Ибо Он даст вам Учителя Праведности. Иоил 2, 21, 23 Не только пророком и избавителем будет этот Учитель Праведности (16),но он откроет новую эру Священной Истории. Впоследствии ессеи назовутУчителем Праведности одного из своих вождей в знак того, что "последние дни"близки. Иными словами, пророчество об Учителе имеет эсхатологическоезначение и связано с провозвестием Дня Господня: В тот День воды живые потекут из Иерусалима... И Господь будет Царем над всей землею. В тот День Господь будет един и имя Его - едино. Зах 14, 8-9 Для Иоиля пришествие Учителя Праведности - знак падения преграды,разделявшей Бога и человека. Сущий откроет Себя уже не только избранникам,но и всем верным: И после этого изолью Я Мой Дух на всякую плоть, И будут пророчествовать сыны ваши и дочери, и старцы ваши узрят вещие сны, и юноши ваши - видения, И даже на рабов ваших и рабынь в те дни Я изолью Дух Мой... И тогда спасется всякий, кто призовет имя Господне. Иоил 2, 28-29, 32 Эти строки - апогей маленькой Книги Иоиля. Можно даже сказать, что радиних она была написана. Провидец говорит о Духе, который почиет на каждом,чье сердце открыто Богу. Напомним еще раз, что под "Духом" в Библииразумеется не "бесплотное бытие", как у греков, но мощная, животворная,приходящая, словно ветер в пустыне, сила Господня. Апостол Петр в день Пятидесятницы, обращаясь к Иерусалиму, приведетименно эти слова пророка Иоиля. Они как нельзя лучше будут соответствоватьхристианскому чувству универсальности нового Богоявления. Носителем Духадолжен стать каждый, "призывающий имя Господне", все будут приобщены к Егоогню. Таково предвидение Иоиля. И пусть ветхозаветный пророк, говоря оЦарстве Божием, по обычаю рисует его в виде изобилия даров земли; главныйдар - это дар Духа, который преобразит творение. Мир тем временем продолжал бушевать. События, круто менявшие руслоистории, стремительно следовали одно за другим. В 338 году при ХеронееАлександр похоронил свободу Греции, а через пять лет поставил на коленидержаву персов. В 332 году после семимесячной осады пал Тир, а за ним Газа.Вскоре Македонец вступал уже в Египет, где в том же году было положенооснование Александрии (См. Том 4). В предании, сохранившемся у Иосифа Флавия, рассказывается, чтоИерусалим отказался помогать Александру, ссылаясь на присягу, принесеннуюАхменидам, после чего Македонец двинулся в Иудею. Тогда, ободренный вещимсновидением, первосвященник вышел со своей свитой навстречу завоевателю."Александр, -пишет Иосиф,- еще издали заметил толпу в белых одеждах и воглаве ее священников в одеяниях из виссона, первосвященника же вгиацинтового цвета и золотом вышитой ризе и чалме с золотой дощечкой, накоторой было имя Господне, и потому один выступил вперед, преклонился передименем Божиим и первый приветствовал первосвященника". При этом Александртоже заявил, что видел сон, побудивший его воздать почести Богу иудеев (17). Известно, что сын Филиппа всегда демонстрировал свое уважение ксвятыням, и вполне можно допустить, что рассказ этот в целом достоверен. Но,быть может, в Иерусалим прибыл не сам царь, а один из его военачальников,который обещал иудеям уважать их обычаи и веру и провозгласил страну частьюМакедонской империи. Как бы то ни было, смена власти ничего не изменила вовнугренней жизни Общины. Однако приход греческих войск и падение персидскоймонархии должны были поразить воображение иерусалимлян. Именно тогда появилась еще одна книга пророка-апокалиптика. Если Иоиль известен нам хотя бы по имени, то его собрат, подобноВтороисайе, остался анонимным. В Библии его предсказания включены в КнигуЗахарии (гл. 9-14), но по всем признакам его нельзя считать одним лицом сЗахарией, жившим в годы восстановления Храма (18). Быть может, загадочный Второзахария и был тем пророком-мучеником,которого, по словам Христа, убили "между алтарем и жертвенником" (19). Впользу этого, кажется, говорит сама книга. Она вся проникнута скорбью инесет на себе следы борьбы, разгоревшейся под сводами Храма. Мы, скорее всего, никогда не узнаем об обстоятельствах этих споров, ноупреки пророка весьма определенны. "На пастырей воспылал гнев Мой",говоритГосподь у Второзахарии. Пророк изображает два типа пастырей, сравнивая"посох благодати" и "посох безумного пастыря", который не радеет об овцах.Намек, не требующий комментария. Точно так же его обличения лжепророковпоказывают, сколь жестоким было противоборство религиозных групп вИерусалиме тех дней. Второзахария - иерусалимлянин, но, чуждый сепаратизму, он обращается ик Эфраиму, под которым разумеет самарян, жителей Севера. Он искреннестремился к тому, чтобы долго враждовавшие колена объединились. Увы, этотпоследний призыв к миру прозвучал накануне окончательного раскола междуиудеями и самарянами. Многие библеисты недооценивали Книгу Второзахарии, считая ее слабой иэпигонской. Как писатель он действительно подражает старым образцам, и стильего далек от первозданной мощи языка Амоса или Исайи. Но его проповедьисполнена духовной глубины. Ее главные темы - отношение людей к Богу иявление в мир Мессия. Сам Господь хочет быть добрым Пастырем для Своих овец вместонедостойных пастырей. Но неблагодарность людей беспредельна. Мера еевыражена в символическом действии. Бог вопрошает через пророка, чем отплатитЕму народ за Его заботу, и получает тридцать сребреников цену раба (20). Такоценен труд небесного Пастыря. Но Господь не отменит Своего обетования. Он не даст погибнутьнеблагодарным. Когда иссякнет сила Иерусалима, когда "сокрушен будет бранныйлук", увидит он своего истинного Владыку. Ликуй, дочь Сиона,торжествуй, дочь Иерусалима! Вот Царь твой грядет. Праведный Избавитель Он, Кроткий едет на осле Он и на сыне ослицы. Зах 9,9 Триумфатор не случайно предпочтет осла. Конь издавна был символомвойны. На конях неслись в бой цари-поработители: ассирийцы и египтяне, персыи греки. Мессия же вступит в святой град на осле, знаменующем мир. Вотпочему Христос изберет его в день Своего входа в Иерусалим. Тем самым Онзаявит о Себе как о Царе примирения. Для Второзахарии, как и для Иоиля, явление Мессии неотделимо отдуховного переворота в сердцах верных: "А на дом Давидов и живущих в Иерусалиме изолью Я дух благодати иумиления; и они воззрят на Меня, Которого пронзили, и будут рыдать, какплачут о единственном сыне, и скорбеть, как скорбят о первенце. В тот деньподнимется великий плач в Иерусалиме, подобный плачу о Хадад-Риммоне наравнине Мегиддо" (Зах 12, 10-11). Хадад-Риммон был ханаанским богом природы, смерть которого оплакивалитак же, как гибель Осириса, Адониса, Аттиса. Но о ком будет плакать народБожий? Кто этот Страдалец, пронзенный руками человеческими? Им будет СамГосподь, многократно отвергнутый и забытый людьми, им будет и Мессия,царским престолом Которого станет Голгофа (21). Не только Израиль, но и "всеплемена" (12,14) раскаются в своем противлении Богу, воистину пронзенномучеловеческими грехами. Ритуальный траур по языческим божествам сменитсяподлинной скорбью, плачем о своей неблагодарности и слепоте. "Воззрят наньЕго же прободоша..." Можно думать, что была какая-то связь между проповедью Иоиля иВторозахарии и возрождением иерусалимского праздника покаяния. Назывался онЙом-Киппур (правильнее Иом ха-Киппурим), то есть День Очищения. История его в высшей степени своеобразна, ибо он проделал эволюцию отстарых полуязыческих обрядов до священнодействий, проникнутых возвышеннойдуховной символикой. Начало Йом-Киппура коренится еще в домоисеевой эпохе, когда израильтянеприносили жертвы демону пустыни Азазелу. После Моисея празднику придалиочистительный смысл. Он должен был напоминать о страшной силе греховнойскверны, заражающей человека. По обычаю, из двух козлов, предназначавшихсядля жертвы, одного изгоняли в пустыню. Этот "козел Азазела" как быолицетворял собой грех, удаляемый из среды народа (22). Таким образом,первобытный обряд был превращен в действо, знаменующее покаяние Общины. В царскую эпоху День Очищения играл незначительную роль. Книги Библии,написанные до плена, почти не упоминают о нем. Но в годы, когда вновь ожилочаяние последнего Суда, Киппур стал одним из самых чтимых праздников. Вотличие от прочих он не был связан с каким-либо историческим событием; смыслего сводился к тому, что всякий грех есть вина перед Богом и только Он одинможет очистить человека от скверны. Из Талмуда явствует, что Йом-Киппур постепенно приобрелэсхатологический характер и поэтому его назвали Днем Суда (23). Он стал какбы прообразом искупления мира. Само слово "искупление" означает выкуп Богом грешников, которых Он,освобождая из рабства, приобретает для Себя, то есть спасает. Но может либыть спасено нечистое? "Святому Израилеву" подобает владеть лишь святымдостоянием. И поэтому праздник Судного Дня становится временем сердечногосокрушения и радости примирения с Богом. Небесная воля и воля человеческаясливаются в едином порыве навстречу друг другу, и этот порыв несет мируисцеление и оправдание. "Велико покаяние, говорит Талмуд,- ибо оно ведет к искуплению, каксказано: И придет Искупитель на Сион и для тех, кто отвратится от греховсвоих во Иакове" (24). Праздник Киппура есть поэтому преддверие к явлениюМессии. В этот день "все жители мира проходят перед Ним" (25). Пастырь иГосподь, Он очистит овец Своих и введет их в незакатное Царство. Такова сущность этого праздника, и теперь нетрудно понять, почемуапостол Павел и автор Послания к евреям, говоря о спасении через Христа,прибегали к языку и образам ветхозаветного Дня Очищения.
studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав!Последнее добавление
