Любовь. 14 страница

— Наверно, сам господь бог не знает, что творится в России.

— Да, у нас не скучно. Со всего мира люди едут к нам, чтобы почувствовать дыхание истории. Россия — страна невозможного. Это место борьбы духа и плоти. Бог уберегает Россию от сытого самодовольства, заставляя страдать и тем самым искать истинный путь. Наша неустроенность — это плата за нежелание духа раствориться в материальном комфорте, это перманентное состояние высвобождения ото всего, что может сковать духовную жизнь. Даже повышение материального достатка мы не можем покупать ценой уступок нравственности. Лидирующие сейчас в технологическом отношении нации кичатся своими успехами, но угроза глобальных катастроф заставляет задуматься: что останется от цивилизации, которая ничего не представляет, кроме технических усовершенствований. Прогресс нации определяется ее духовными устремлениями! Стремление же ко все большему комфорту — самый короткий путь к войне. Россия всегда была сильна духом. Она пример того, как наперекор всем логическим доводам Дух Жив! В этом ее главная особенность и отличие от других стран. У нас все не как у людей. А потому, что Россия - рулетка! Здесь нет обычных законов, здесь все случай, здесь все игра. У каждого народа свой путь и своя судьба. Россия была и будет страной свободного духа. Это место - где познается Судьба. Поэтому в Россию можно только верить.

— Вы правильно говорите. Я со всем согласен.

— Вот вы проповедуете, что скоро придет Христос. Но где он появится? Разве в тех странах, которые подобны развращенному Риму накануне начала новой эры, там ли, где люди более озабочены поиском новых наслаждений, чем заботами о душе? Чего стоит бесконечное благоустройство быта, когда землетрясение в один момент уносит жизни многих тысяч людей? Гибель цивилизаций, к сожалению, не служит уроком для народов, которые поглощены материальным накоплением. Материальный избыток порождает духовный застой. Лично меня произошедшая со мной катастрофа многому научила. Свобода духа не зависит от материального комфорта, скорее, наоборот. Не сможет все раздать и стать свободным тот, кто постоянно печется об увеличении имеемого. Лишь тот, кто верит, способен отказаться от накопленного, зная, что Господь его не оставит. Другие народы уже давно нашли свою веру и сумели приспособить ее к житейской выгоде. Мы же невинны как дети, и потому надеемся на то, что нас кто-то спасет. Наверно, никакой другой народ так не ожидает Мессию, как наш. Мы, русские, подобны язычникам, которые еще не нашли свою веру, и потому готовы с радостью принять Христа. Россия спасется духовностью, чем удивит мир; спасет и его и себя!

Кристофер взглянул на Дмитрия. Их взгляды, пронзенные чувством, встретились, и Дмитрий ощутил, как любовь соединила их навсегда.

— Прости, нам нужно идти, — улыбнувшись, сказал Кристофер.

— Жаль. Но я надеюсь. Нет, я верю, что мы еще встретимся.

Как только дверь за миссионерами закрылась, вошел Женя и предложил:

— Давай в шахматы сыграем.

— С удовольствием — согласился Дмитрий.

Женя расставил фигуры и предложил выбрать цвет, заявив при этом, что любит играть белыми. Дмитрий тоже предпочел бы сделать ход первым, но достались черные. Манера игры обоих игроков мало чем отличались: оба упорно сражались за фигуры, стремясь добиться победы численным превосходством.

После часовой упорной борьбы Дмитрий сдался. Чувствуя, что силы примерно равны, он предложил сыграть еще. Женя согласился. Теперь уже Дмитрий играл белыми, и партия продлилась около двух часов. Он уже почти победил, но, увлекшись позиционным преимуществом, потерял ферзя и вновь проиграл. Окончательно поняв тактику своего противника, и будучи уверенным в своей победе, Дмитрий предложил сыграть еще одну партию, но Женя отказался.

— Не люблю проигрывать, — объяснил он.

— Но не всегда же удается побеждать. Нужно уметь и сдаваться.

— Я стараюсь играть, лишь когда уверен в своей победе.

— Как же ты относишься к поражениям? — полюбопытствовал Дмитрий.

— Я стараюсь их не замечать, — ответил Женя, складывая фигуры в коробку.

Но Дмитрий не хотел отставать от уверенного в правоте своей жизненной философии собеседника.

— Интересная игра шахматы, — сказал Дмитрий. — Но меня больше интересует не как, а почему люди ходят так или иначе. Знаешь, чем отличается неглупый человек от умного?

— Чем же?

— Неглупый полагает, что, разыгрывая партию, он управляет другими людьми, используя их в своих целях, а умный знает, что сам является фигурой в чьей-то игре.

— Возможно.

— Женя, скажи, пожалуйста, ты веришь в то, что наша жизнь имеет какой-то смысл, и что все существует не просто так, а ради какой-то неведомой нам цели?

— Я человек неверующий, а потому мне трудно ответить на твой вопрос.

— Мы все верующие, только каждый верит во что-то свое.

— А вот я лично ни во что не верю, — заявил Боря, вошедший в палату вместе с Александром Ивановичем, Сашей из соседней палаты и еще каким-то незнакомцем.

— Такого не бывает, — возразил Дима спокойно. — Ведь каждый приходит к какому-то выводу, обнаруживая, что в жизни существуют определенная закономерность: например, зло всегда торжествует, или, наоборот, любовь правит миром. Ведь без правил невозможно. Весь вопрос, каковы правила, которых каждый из нас вольно или невольно придерживается, и в чем их суть.

— А ты-то сам в Бога веришь? — обратился к Дмитрию Борис.

От этого заданного невзначай вопроса Дмитрий слегка растерялся. Он не мог произносить заветное слово как бы между прочим, поскольку для него оно звучало теперь уже как обращение, как в некотором роде пароль. Вдруг вспомнилась пожилая женщина на костылях и ее внучка, которая спросила о том же. И хотя сам себе Дмитрий неоднократно задавал этот вопрос, однако никогда не решался на него ответить. Что-то не позволяло говорить о сокровенном, как когда-то не хватало решимости говорить о первой любви. Словно это была интимная тайна. И потому Дмитрий не ответил.

— А я верю в бога, — неожиданно сказал незнакомец. — Ведь надо же во что-то верить.

— И я верю. Только не в иконы да свечки. Это все не от бога. Церковники, так же как и все прочие посредники, ставят своей целью нажиться на вере простых людей, предлагая вместо любви различные платные обряды и священнодействия.

— А я вообще больше никому и ничему не верю, — заявил Борис.

— Как же можно жить без веры?

— А как придется.

— Когда верить не во что, остается только наживаться, — сказал Дмитрий. — Разве ты никогда не испытывал желание сделать что-то доброе, хотя бы для очистки совести, причем абсолютно бескорыстно и даже в ущерб себе?

— Иногда бывало.

— Я уверен, каждый испытывал такое желание. Весь вопрос, откуда возникает такая потребность, а вместе с ней ощущение блаженства как награды от совершаемого доброго дела? Разве это не есть признание факта существования Бога? Многие не признают Бога, потому что не верят в действенность добра и любви. Но человек хочет надеяться на воздаяние за добро, верит в это, поскольку вера вносит в его жизнь элемент порядка, справедливости и смысла, даже если в действительности это не всегда так.

— А я вот не верю, — сказал Боря, прервав чтение книги. — И вовсе не потому, что меня воспитали атеистом. Просто мне кажется, что все эти разговоры от безделья. Если бы ты, Димка, был занят каким-то конкретным делом, то у тебя не было бы времени на пустопорожние разговоры. А то, как я понял, семьи у тебя нет, работы стоящей тоже, вот ты и мучаешься вопросами о цели и смысле жизни. Надо просто жить и работать, заботясь прежде всего о своей семье. Тогда и проблем никаких не будет. А то ты живешь, как в аквариуме своих фантазий, и сам весь словно не от мира сего.

“Точно подмечено, — согласился про себя Дмитрий. — В особенности, что не от мира сего. Но понимает ли он, что слова эти содержат нечто большее. Хотя, кажется, сам не верит в то, что говорит. Но почему ему захотелось сказать это? Может быть, это его собственные сомнения, и он хочет заглушить их, прервав мучительный для себя разговор?”

— Ты просто неудачник, — продолжал Борис. — Тебя бросила жена, твои сверстники давно уже защитили диссертации, стажируются за границей, а ты сидишь один дома. Тебя никто не любит, ты обозлился на весь свет, и потому выдумываешь себе всякие оправдания. На самом деле, все гораздо проще. Будь у тебя семья, жена, дети, любимая работа, ты бы думал не о боге, а о том, что жизнь состоит из заботы о тех, кого любишь и кто любит тебя. В этом, если хочешь, и заключен смысл жизни. Конечно, существуют проблемы, но преодолевая жизненные трудности во имя тех, кого любишь, ты тем самым и себя делаешь счастливым. Ты сам-то веришь в бога?

Дмитрий уже сожалел, что начал этот разговор, но пятиться было поздно.

— Я верю в силу, которая контролирует все и каждого на земле, — ответил он. — И неважно, как ее называть. Важно лишь то, что замысел для нас есть тайна, о которой мы можем только догадываться.

— Это все выдумки. Каждый находит Бога там, где хочет найти. Ты себе поверил в мифы и теперь ищешь доказательства.

— Но разве важно это, а не то, как и в какую сторону изменяется моя жизнь? Главный вопрос состоит не в том, есть Бог или его нет, а в том, что такое Бог? От частого, порой случайного и небрежного употребления этого слова мы перестали чувствовать скрытый за ним глубочайший смысл. И как, в самом деле, можно судить о том, чего мы не знаем? Дело не в названии, не в том, что подразумевает каждый под словом Бог, а в сути.

— А в чем же суть?

— В любви.

— Это я уже где-то слышал, — с пренебрежением сказал Борис. — Любить врагов и благодарить ненавидящих. На это способны только святые, живущие в пустыне и питающиеся кореньями. Мне, простому человеку, до них далеко.

— Но ведь это фактически самооправдание нежелания выполнять самое простое, являющееся в то же самое время самым главным. Потому-то Иисус Христос и говорил людям о простых заповедях этического плана, не касаясь высшего знания, поскольку именно через самое доступное и понятное каждому — через любовь — можно познать Бога. Для того чтобы любить, не нужно быть аскетом и отшельником. Чего вообще хочет Бог? Он хочет, чтобы мы были счастливы, а значит, жили в любви. Большего счастья быть не может!

— Неужели ты веришь в бога как некоего седого мудреца, молчаливо взирающего на нас с небес?

— Тот, кто признает над собой всевидящего контролера, однозначно смелый и нравственный человек. И дело даже не в ответственности перед Богом за свое поведение и не в воздаянии за добрые дела. Человек хочет воздаяния здесь, на земле, в этой жизни. Лишь вера в то, что делать добро для других все равно что творить добро своей собственной душе — и есть земная награда, и есть счастье.

Дмитрий искренне удивлялся произносимым собой словам, будто это не он, а кто-то другой говорил за него, ему же оставалось только открывать рот. Дима говорил, абсолютно не задумываясь над тем, что хотел сказать, — ответ приходил сам собою без каких-либо размышлений и усилий.

— Те, кто говорит, что Бога нет, просто не познали Бога. Наша ошибка заключается в том, что мы все представляем по своему образу и подобию. Но Бог совсем не такой, каким мы его воображаем; хотя в этом и нет ничего плохого. Он То, что присутствует во всем; Он не источник энергии, он сама Энергия, сама Материя, он Сущий.

— Я не верю тебе.

— Это естественно. Ведь мы принимаем лишь те мысли, которые понятны и созвучны нашим собственным. Но если не поверишь, то никогда и не поймешь, поскольку верить — значит принимать безоглядно. Если я не верю в нечто, то оно для меня как бы и не существует. Если не веришь, то не заметишь происходящего. Многое начинает существовать только с того момента, когда начинаешь в это верить. Невозможно заставить человека понять, так же как и невозможно заставить поверить. Это приходит только через терпение и настойчивость. Другого пути нет!

— У меня такое ощущение, что ты говоришь не то, что на самом деле думаешь.

— Зачем мне врать, если меня интересует Истина?

— Всем друг на друга наплевать — вот в чем правда, — заявил незнакомец.

— Правда — лишь одна сторона истины. Взгляни на истину с левой стороны, и что ты увидишь?

— Нет, мужики, — сказал Саша, тяжело вздохнув, — вы как хотите, а по мне, чем слушать вашу ахинею о смысле жизни, лучше купить две бутылки водки, напиться и забыться.

— А я вот всегда чувствовал, что какая-то сила есть. — В возникшей тишине голос Александра Ивановича прозвучал таинственно. — И только два года назад окончательно поверил в ее существование. Случилось однажды, что я чуть не утонул. Но самое главное, перед этим я видел во сне то, что потом произошло в действительности. Вначале подумал, что все это ерунда, но когда чудом спасся, уже не мог не поверить в то, что бог есть. Если бы не чистая случайность, не лежал бы я сейчас здесь.

— Значит, судьба существует? — спросил Дмитрий, обрадованный внезапной поддержкой.

— Конечно, — ответил Александр Иванович. — Судьба управляет нами, но и человек управляет судьбой.

— А что она, по-вашему, некое предначертание или как бы итог?

— Судьба это то, что прожил. На фронте я, к примеру, стоял у блиндажа, а тут бомбежка началась. Осколком так рвануло в сантиметре от меня, что рядом все разлетелось. А мне ничего. Потом пуля в ногу попала, но как раз в то самое место, где прошла насквозь и ничего не повредила. Значит, судьба моя такая — долго жить.

— Мне кажется, понять судьбу можно, лишь оглянувшись назад в свою жизнь и убедившись, что в ней нет ничего случайного! А это и означает почувствовать присутствие Бога.

— К сожалению, жизнь это цепь непредсказуемых случайностей, а все предсказания — эффект падающего бутерброда: несбывшиеся забываются, а то, что сбывается, возводится в чудо. Глупо пенять на судьбу. Виноват во всех своих несчастьях только ты сам.

— Нам кажется, что мы управляем событиями, но есть масса неизвестных факторов, которые управляют нами.

— Все эти фантазии о судьбе, карме, прочие выдумки — лишь прикрытие расчета, который лежит в основе всех умопостроений и действий людей.

— Нет, это только кажется, что люди руководствуются расчетом, тогда как на деле они поступают, как подсказывает им сердце. Вот только сердца у всех разные: одно хочет прежде любви, а другое предпочитает деньги.

— Судьба человека, быть может, в том, что он не может долгое время быть другим, не оставаясь самим собой. Мне кажется, Бога мало интересует все человечество, скорее, его более заботит судьба конкретного человека.

— Что-то сверхъестественное есть, — голосом, полным сомнений, произнес Женя. — Но поверить в то, что существует некое существо, которое управляет миллиардами людей, — в это я поверить не могу. Бог, он есть, и он в нас, поскольку в каждом присутствует божественное начало.

— Да бросьте вы, ребята. Неужели вы действительно верите в бога как некоего старца, который управляет всем происходящим на земле?

— Я где-то читал, что будто учеными с математической точностью доказано существование творящих сил Вселенной, от которых зависит весь материальный мир и мы с вами. Это чуть ли не последнее открытие физиков.

— Неважно, как называть: суперкомпьютер или бог. Главное, что мы уже можем представить себе нечто, способное отслеживать все происходящее на земле и каждого в отдельности. Уже существуют компьютеры, которые содержат информацию о миллионах людей и управляют движением самолетов, поездов, а значит, и судьбами тех, кто пользуется этими видами транспорта. К примеру, сбой в компьютере, управляющем запуском ядерных ракет, может означать смерть всего человечества. Ну, а знаете ли вы, что из космоса сейчас стало возможным, к примеру, прочитать то, что у меня написано вот здесь в тетради? А то, что можно телепатически управлять людьми?

Саша почесал затылок, и, морща лоб, сказал:

— Вроде я чего-то об этом слышал.

— А я вот когда еду на работу, мне часто кажется, будто кто-то извне наблюдает и держит под контролем все происходящее у нас на атомной станции.

— Значит, можно предположить, что из космоса, к примеру, с Луны, можно управлять происходящим на Земле, то есть всеми людьми.

— Мне рассказывали, будто книга даже такая есть: “Луна — космический корабль”, — неуверенно произнес Женя. — В ней якобы доказывается искусственное происхождение спутника Земли, и приводятся наблюдения астронавтов, которые видели на Луне строения и каких-то существ.

— А то я все время думал, почему это Луна всегда обращена к нам одной стороной, словно наблюдает за нами. Выходит, сила управляющая существует. Что же тогда получается, братцы?

— Что-то здесь определенно есть.

— Вот именно “что-то”. Но что? Всякая идея имеет свое основание. Все существует благодаря чему-то, но не все можно попробовать на зуб.

— А я слышал, будто группа лауреатов нобелевской премии даже высказала предположение, что мы вместе со всей Вселенной, с Солнцем, Луной, звездами, находимся в некой колбе.

— Ерунда это. Выдумки.

— Кто знает, кто знает...

Все замолчали. И вдруг Женя, ухмыльнувшись, сказал:

— Вот вы тут спорите, есть Бог или нет, да какой он, а мне жена сказала, будто он завтра будет выступать в нашем доме культуре.

— Не может этого быть!

— Ерунду ты говоришь.

— Не верите? По городу даже объявления развесили.

— Кто же он такой?

— Почем я знаю, — равнодушно ответил Женя. — Но только по всему видно, что Иисус Христос. Так, во всяком случае, говорят. И по фотографии уж очень похож.

Дмитрий застыл как вкопанный, не в силах произнести ни слова.

— Как ты можешь говорить, похож он или не похож. Разве ты видел Иисуса Христа? — спросил Александр Иванович.

— Много их сейчас развелось, — сказал с усмешкой Борис. — Вон фотографиями какой-то христос все стены залеплены. Бросьте, разве можно к этому серьезно относиться.

Как к этому относиться, Дмитрий не знал. Однако после всего пережитого в больнице он уже не мог с легкостью пропустить удивительное известие мимо ушей. С одной стороны, все было в прошлом, а с другой стороны, многие говорили о втором пришествии. И хотя сомнения были велики, Дмитрий все же решился спросить.

— А нельзя было бы узнать, о чем говорит этот христос?

— Лежа здесь вряд ли, — ответил Женя. — Жена моя собиралась пойти послушать.

— Женя, а нельзя ли попросить, чтобы она передала записку этому человеку, когда пойдет на встречу с ним?

— Почему же нельзя, можно. Она должна скоро с дочкой прийти ко мне. Тогда сам и попросишь.

В дверь осторожно постучали.

— А вот и они, — воскликнул Женя.

В палату вошли высокая женщина и очень похожая на нее девочка лет десяти.

“Так вот как выглядит женщина, которую можно променять на больничных баб”, — подумал Дмитрий.

Женина супруга была значительно выше своего мужа, наверно, и старше, некрасивая и угловатая. Дочь была похожа на мать, а по росту почти достигала своего отца.

Пока они общались, Дмитрий размышлял о появившемся в городе иисусе христе. Трудно было поверить в такое второе пришествие. К тому же, называющие себя христом многочисленные пророки, прорицатели, гадалки, экстрасенсы, предсказатели, а то и просто самозванцы, появлялись чуть ли не каждый день. Все они имели своих поклонников и звали за собой. С Дмитрием часто заговаривали люди, которые пытались вовлечь его в свою церковь. Все они бодро цитировали Евангелие, говорили о радостях вечной жизни и мерзостях греха, о необходимости поверить в спасителя и принять его в свое сердце. Однако все попытки свести Христа к удобству церковного послушания казались Дмитрию проявлением фарисейства, против чего когда-то выступал Иисус. А потому Дима все более приходил к убеждению, что вера в Христа и церковное христианство вовсе не одно и то же. Его интересовало даже не столько то, во что именно, но как верят люди, объявляющие себя христами.

Дмитрию трудно было представить вечную жизнь в радости без грусти и слез. Однако сколько он ни просил объяснить суть вечной жизни, где нет ни начала, ни конца, никто не мог дать убедительного ответа. Дима с любопытством изучал книжки, которые раздавали на проповедях и встречах верующих разных церквей. Однако после прочтения его не покидало ощущение искусственной упрощенности ответов на вечные вопросы бытия.

Не мог он и прыгать со всеми вместе, крича “Слава Иисусу”, как это делали тысячи людей на многолюдных проповедях чужеземных пасторов. Искренне желая понять суть тех постулатов, в которых его хотели убедить, Дмитрий по наивности указывал на противоречия в высказываниях учителей, и это вызывало негодование последователей и даже проклятия в адрес инакомыслящего. А все только потому, что Дима не хотел слепо повторять чужие слова, пытаясь понять как они связаны с его жизнью, и что конкретно нужно делать, если эти слова верны. Дмитрий смотрел на людей, которые пытались убедить его в своих истинах, и понимал, что сами они лишь хотят верить, чем собственно верят, не осознавая всей глубины того, что бодро цитируют. Дмитрию казалось, что если дух пребывает в каждом человеке, значит, должны быть схожи не только мысли, но и переживания. И только этим совпадениям он мог верить, но отнюдь не цитатам из Библии. Нет, не гордыня отталкивала Дмитрия от людей, раздающих Евангелие, напротив, его влекло к ним. Но они требовали веры, тогда как душа жаждала понимания. Причем каждый предлагал верить в бога именно своей церкви.

Дмитрия неоднократно спрашивали: верит ли он в то, что Иисус Христос действительно был сыном Бога. Дима не мог ничего ответить, поскольку от него ждали известного ответа, взятого из священного писания, а не из собственного сердца.

Вера для Дмитрия была глубоко личным убеждением в том, что так и есть на самом деле, как он это себе представляет. Религия казалась системой понятий, традиций, символов веры, с помощью которых его хотели убедить в истинности пропагандируемых догм. Истина представлялась как ответ на вопрос: зачем, для чего, ради какой цели все происходит?

“Если Истина существует и в ней сокрыто какое-то назначение для нас, — рассуждал Дмитрий сам с собой, — значит, она должна быть доступна для понимания и пользования. Ведь главное не в том, чтобы знать, знание нужно, чтобы действовать”.

Каждый раз, общаясь с последователями новоявленного мессии, Дмитрий чувствовал, что его искреннее желание понять сталкивается с их столь же искренним желание просто верить. “Но ведь если Бог сотворил нас по образу и подобию своему, — говорил себе Дмитрий, — и обратился к нам в образе Сына своего, значит, Он знал, что неспособность нашего разума понять то, во что Иисус призывал поверить, может быть компенсирована чувством. Именно сочувствие позволяет откликнуться на те призывы, которые Бог к нам обращает, если Он хочет, чтобы они, эти призывы, были восприняты как руководство к действию. Бог не может не знать нашей привычки все подвергать сомнению, а значит, и обращения свои он должен сделать доступными и понятными для каждого человека. Ведь вера тогда лишь прочна, когда она не слепа и в состоянии объяснить происходящее с нами и вокруг нас”.

Последователи того или иного Христа настойчиво пытались сделать Дмитрия членом своей секты. Они старательно убеждали его в истинности своих догм, но никогда Дима не находил в их рассуждениях чего-то глубоко личного, с чем можно было сравнить свои собственные переживания и чей пример помог бы ему успешно разрешить собственные проблемы. Когда же предлагал без утайки поговорить о сокровенном, обращаясь не столько словами, сколько глазами, то почему-то никогда его искренние призывы не находили понимания. Ловцы душ второпях покидали весьма странного, на их взгляд, и во всем сомневающегося собеседника, не желающего просто поверить в их бога.

Так каждый раз Дмитрий оставался один, все более укрепляясь в мысли, что чужая душа потемки, а человек есть тайна, недоступная для понимания. Всякие попытки объяснить себя приводили к еще большему непониманию, наталкиваясь на непреодолимое препятствие — ограниченные возможности языка выразить то, что чувствовало сердце.

Слова всегда были не те, и это приводило Диму в отчаяние. Ему казалось, что его собеседники цитируют отнюдь не главное из Священного писания. Когда же Дмитрий пытался на основе личного опыта объяснить, как он понимает те же слова из Библии, то его оппоненты раздражались и уходили, недовольные тем, что им не удалось заполучить в свою церковь еще одного члена.

Дмитрий все более убеждался, что хотя в людях и есть что-то общее, однако все они настолько неповторимы, что никто не сможет абсолютно полно и без объяснений понять в них больше, чем каждый человек сам способен понять в себе. Даже когда бывали случаи взаимопонимания, никто не мог помочь Диме разобраться в его проблемах так полно, как он сам их чувствовал. От отчаяния удерживала лишь надежда, что только Бог способен услышать неизреченные мысли, и понять, как может понять только Он.

Дмитрий никак не мог согласиться с тем, что нужно разделять людей по вере: на католиков, православных, лютеран. Вера-то одна! Но по мере того как знакомился с представителями различных конфессий, он убеждался, что все религии говорят об одном, только разными словами, а многообразие церквей является выдумкой честолюбивых людей. Бывая в православном, католическом или протестантском храме, входя в молельный дом, он не ощущал расхождений в вере, поскольку различия в обстановке никоим образом не влияли на чувство, которое охватывало его, когда он думал о Боге. Единственное, что отталкивало, это ощущение неловкости, возникающее каждый раз, когда приходилось находиться в толпе, будь то на проповедях протестантских пасторов или на литургиях в православном храме. Дмитрий не мог заставить себя машинально повторять вместе со всеми вслед за священником “Воистину воскрес”, поскольку для него за этими словами скрывалось некое таинство, наполненное смыслом и болью.

Глядя на распятие, Дмитрий забывал о себе, переставая ощущать ценность и значимость собственной личности. Чувство, которое охватывало, когда он стоял перед крестом, на котором мучился Иисус, требовало искренности в каждом движении, слове и мысли. В этом чувстве растворялось Я, и все общение с Господом выливалось в неслышное и ни для кого не заметное движение чувств. На него косились, осуждали, говорили, что он неприлично ведет себя в храме, однако это лишь усиливало уверенность в том, что вести себя нужно естественно, дабы быть понятным не столько окружающим людям, а прежде всего тому, к кому обращаешься в молитве.

Поглощенный размышлениями, Дмитрий даже не заметил, как к нему подошел Женя и протянул стеклянную банку, наполненную едой.

— Угощайся. Это жена принесла. Она у меня вкусно готовит.

Дима поблагодарил, однако никакая еда не могла затмить интереса к личности новоявленного мессии.

— Простите, — обратился Дмитрий к супруге Жени. — Ваш муж сказал, что в город приехал какой-то пророк и будет выступать в доме культуры.

— Да, мы с дочкой пойдем его послушать.

— Не могли бы вы, — Дмитрий старался говорить так, чтобы не выдать своей особой заинтересованности, — не могли бы вы передать записку этому человеку?

— Конечно, передам, — с готовностью ответила женщина.

Дмитрий протянул сложенный вчетверо лист. Супруга Жени положила записку себе в сумочку и стала прощаться. Когда она уже открыла дверь, чтобы выйти из палаты, Дима не удержался и сказал:

— Так не забудьте передать мою записку ему лично.

— Не волнуйтесь, не забуду, — успокоила женщина и осторожно закрыла за собой дверь.

Дмитрий откинулся на койку и почувствовал, как сердце учащенно забилось.

“Неужели это волнение от предстоящей встречи? Но ведь я вовсе не верю, что человек, называющийся Христом, действительно тот, за кого себя выдает. Мало ли сейчас самозванцев”.

Ни один из тех христов, которых Дмитрию удалось увидеть, не смог убедить в том, что он действительно является Сыном Божиим. Дима и сам не знал, чего ждет от того, кто будет выступать в местном доме культуры. Но если этот человек действительно тот, за кого себя выдает, что маловероятно, то прежде всего Дмитрий хотел бессловесного узнавания чувств, испытываемых в минуты глубочайших духовных потрясений, суть которых никто, кроме Него, не смог бы объяснить.

Будучи человеком осторожным, Дмитрий, как и большинство людей, самому себе верил в гораздо большей степени, чем кому бы то ни было. Он страстно хотел верить, а оттого не мог довериться неизвестно кому. И не потому, что сомневался, а потому что боялся оказаться обманутым. Однако недоверие не означало неверия.

Никогда с высокомерием Дмитрий не относился к тем, кто под различными именами с приставкой “христос” пытался донести до людей слова истины. Он испытывал даже нечто вроде уважения к самопровозглашенным пророкам. Дмитрия всегда интересовало, откуда у этих самозванцев берется смелость называть себя словом господа, и что побуждает их брать на себя ответственность указывать путь к божественному совершенству.

Второго пришествия Дима не ждал, но ему всегда была интересна личность тех, кто решался выдавать себя за сына бога. Каждый раз с необъяснимым волнением Дмитрий вглядывался в глаза самозваных христов, внимательно изучал листовки и брошюрки, раздаваемые последователями так называемого спасителя.

“Разве внешность делает похожим на Иисуса Христа? Нет, конечно. Скорее, состояние духа, которое заставляет глаза светиться. Мы слишком часто смотримся в зеркало, и потому, наверно, наше духовное состояние отражается на нашей внешности. Кем бы ни были на самом деле эти люди, если это не откровенные мошенники или авантюристы, их смелость заслуживает если не уважения, то хотя бы внимания. А вдруг именно мы станем свидетелями второго пришествия, потому как сказано в Писании: “В который час не думаете, приидет Сын Человеческий”.

Дата добавления: 2015-05-09