КАНДИНАЛЬ 6 страница

- Заводи жеребца обратно. Думаю, что лоша­ди их больше не интересуют...

Между тем, Мурад сохранял спокойствие:

- Перед отъездом, профессор Клапрот, вы мо­жете стать свидетелем одной церемонии, которая, надеюсь, заинтересует вас. Один из наших юно­шей возвращается от своего аталика.

- Ах да, - оживился Клапрот, радуясь возмож­ности блеснуть знанием этого обычая. - Это что-то вроде воспитания у наставника или приемного отца, в результате чего ваши мальчики обретают независимость.

- Верно. Ото также освобождает отца от тяж­ких мыслей о судьбе сына во время воины.

- В каком же возрасте мальчик возвращается домой?

- Это решает италик. В данном случае маль­чику четырнадцать лет, но он уже научился все­му, что должен уметь черкес - охотиться, биться на саблях...

Клапрот внимательно посмотрел на трех сыно­вей Ахмета, что-то соображая про себя.

- А эти вот молодые люди... Они тоже обуча­лись у италиков?

Мурад указал на Казбека:

- Да, конечно. Он кабардинец до мозга кос­тей. Даже когда бреет бороду!

Ахмет задумался о том, как отреагирует Клап­рот на их откровенность и доброе расположение. Будет гадать: питают ли они по-прежнему симпа­тии к чеченцам? Или счастливо прижились у Хапца? Постарается ли Клапрот выведать что-нибудь о его далекой семье на Кубани? Ахмету не хотелось, чтобы его личная жизнь становилась предметом изучения иностранца, истинные наме­рения которого толком не ясны.

- Тебя мать спрашивала, иди домой, - коротко сказал отец Казбеку.

Ахмет боялся, что Казбек не сумеет удержать язык за зубами, если Клапрот станет расспраши­вать его о жизни и обучении у аталика Темпроки.

- Хорошо, отец, - Казбек повернулся и пошел прочь. Он был раздражен холодным тоном отца, а сложные чувства, мучающие родителя, мало волновали его.

Цема вязала, когда Казбек вошел в комнату.

- Ты хотела видеть меня, мама? - спросил он. Цема вскочила, быстрая и порывистая как всег­да, и обняла шею старшего сына.

- Казбек, Казбек.., - нежно проговорила она, улыбаясь и ероша его волосы.

Казбек любил мать, но все же не проявлял свои чувства так открыто. Он снял с шеи руки матери и отступил назад, но при этом бросил ей нежный взгляд. Он наклонился, чтобы поднять упавший клубок шерсти, и намотал на него длин­ную нить. Цема заметила, что-он чем-то сильно озабочен.

- Ты так расстроил меня, - заворчала Цема по-матерински. - Две ночи подряд тебя не было дома. Отец был вне себя.

- Ты хочешь сказать, что он сердился на меня? - спросил сын, усаживаясь рядом.

- Нет, не сердился. Просто очень беспокоился, очень. - Цема кусала губы от нетерпения и встря­хивала руки Казбека, которые крепко сжимала в своих. - Не понимаю этих черкесских обычаев, когда отец и сын не могут открыто выразить привязанность друг к другу! И это после того, чТо мы пережили!

Казбек освободил руки из материнских ладо­ней. Расстроенный, он поднялся, повернулся спи­ной, и принялся напряженно смотреть в окно.

- Ты только так говоришь, чтобы успокоить меня. Я знаю Тхамада. Он не из тех, кто может просто волноваться.

Цема поняла, что ее слова не достигают цели и принялась сокрушенно качать головой. Казбек услышал, как застучали спицы, когда она вновь принялась за вязание. Он слишком любил мать, чтобы омрачить своим поведением тот остаток времени, что им суждено провести вместе.

- Я привез тебе добрую шкуру с охоты, -сказал он, пытаясь подбодрить ее. - Ты сошьешь отцу пару джлахстнейских туфель.

- Что это за животное?

- Олень цвета меда. На шкуре еще остался зимний пух. Туфли получатся мягкие.

Цема посмотрела на его лоб благородных очер­таний и длинные ресницы. Казбек был даже красивее Ахмета. Однако, когда сыну случалось расстроиться, как сейчас, он сильно напоминал того Ахмета, который впервые приехал в чеченскую деревню... чувствительный, скрытный, стре­мящийся проявить себя как можно лучше. Но Казбек был уже достаточно взрослым, чтобы справляться с трудностями в одиночку. Если даже он не найдет свою любовь, ему все равно следует жениться не откладывая, чтобы уступить дорогу братьям.

- Молодец, сынок, - мягко сказала Цема. – Я сделаю пару и для тебя. Но я хотела бы знать, что так заботит тебя, Казбек? Куда ты ездил на охоту? Скажи мне... у тебя есть девушка?

Казбек нахмурился:

- Что там Анвар наговорил тебе? Я убью его!

- Стой, стой! Послушай меня. Анвару ничего не надо было говорить. Может быть, ты удивишься, но мы с отцом тоже были когда-то мо­лоды и влюблены. Ты вел себя странно последнее время - тут уж каждому станет ясно, что это любовный недуг. Ты должен радоваться, а не сердиться.

Казбек тяжело вздохнул.

- О, мама! - Он обрадовался, что она догада­лась сама и не сердилась, как отец. - Ты не знаешь, как мне трудно!

- Лучше расскажи мне обо всем, - сказала Цема, и потом все время смотрела на свою ра­боту, пока Сын изливал душу, повествуя о труд­ностях, которые ему казались невиданными, но Цема-то знала, что из-за них мужчины и женщи­ны мучаются с начала времен. Странно было видеть Казбека, говорящего столь взволнованно: обычно он помалкивал.

- Она анзурийка из Чегема. Ее зовут Нурсан. Это прекрасная девушка, мама, такая живая, веселая. Ты полюбишь ее, как свою ниссу. Я просто уверен!

Казбек высказал матери все, что наболело на душе, и был рад этому. Цема тоже была счастли­ва, что сын решился на этот шаг. Она хорошо сознавала, что скоро он станет чьим-то мужем, и никогда уже не будет так близок к ней.

- Ее отец собирается выдать ее замуж за ка­кого-то уорка из Чегема. Она еще ребенок, мо­ложе меня, и ее родители не разрешат ей вы­брать мужа не из своего аула...

Предоставь это мне, Казбек. Будь терпелив. Такие дела требуют времени.

Рад, что исповедался, - Казбек крепко обнял мать, не стыдясь своих чувств на этот раз, и вышел.

* * * * *

Было общепризнанно, что долина по берегам Чегема самая красивая на притоках Терека. Уте­сы там были не такими устрашающими, как на Череке. Расселины и водопады там были живо­писнее, чем в других долинах, земли плодород­нее, чем на Малке. Естественно, что кабардинцы с Чегема заслуженно гордились славой своего края и вовсю старались оправдать поговорку, глася­щую, что кабардинцы могут и снежные вершины Кавказа заставить «колыхаться спелым колосом».

Гордость за свой край иногда пробуждала в местных жителях и тщеславие в отношении со­бственной внешности. И вот, когда молодые люди в Чегеме заметили знатного Хапца Казбека, за­частившего к девушке из их деревни, сразу воз­негодовали.

- Влюбленный дурак-переросток! - проворчал Джанбулат. Он и его более молодой спутник Хатут выехали поохотиться, нарядившись по этому слу­чаю в красивые черкески и шапки, отороченные мехом. У них были ружья и колчаны со стрелами за плечами. - Джанбулат опять ридел его. У них что ж, нет своих девок на Тереке? Или они такие же страшные, как он сам?

- Как ты узнал, что он страшный? - спросил его Хатут.

Впереди они заметили оленя с красноватым летним окрасом. Он был хорошо виден, но находился слишком уж далеко, подобраться к нему не было никакой возможности. Зато охота на Каз­бека обещала приятное разнообразие.

Джанбулат поскакал вдоль зеленого горного склона.

- Я-то, конечно, не видел его своими глазами, но представляю, что это за фрукт. Я слышал, что все джлахстней страдают плоскостопием. Правда что ли?

Хатут неожиданно поднял руку и указал куда-то. На далеком гребне горы появился Казбек и остановился, глядя вниз на их аул.

- Слушай! - воскликнул Джанбулат с вооду­ шевлением, - направим ему послание из Анзури!

Всадники развернули коней и поспешили к узкой лощине у края долины. Летние травы глу­шили стук копыт. Они приблизились к Казбеку сзади, прежде, чем он ощутил их присутствие. Он сидел на скале в глубокой задумчивости. Мечтая о предмете своей страсти, Казбек забыл­ся, однако, когда звякнула уздечка лошади Хату-та, он мгновенно вскочил на ноги и выхватил каму.

Джанбулату стало не по себе при виде его внушительной фигуры. Казбек казался Совершен­но взрослым человеком, а ему самому едва пере­валило за двадцать. Вместе с тем, он не мог ударить лицом в грязь перед Хатутом.

- Эй ты, влюбленный придурок! Мы не соби­раемся драться с тобой. По крайней мере сейчас,- с вызовом проговорил Джанбулат, подбоченива­ясь и словно подчеркивая этим, как сильно ему хочется проучить Казбека.

Казбек поднялся и подтянул поводья своей лошади, чтобы можно было быстро вскочить на нее в случае нападения. Напряженность просто висела в воздухе: Казбек и его чуткий послушный жеребец представляли собой впечатляющую кар­тину. Однако Джанбулат и Хатут не поддались этому впечатлению и не сбавили тона - ведь на карту была поставлена честь. Следующим загово­рил Хатут:

- У нас для тебя послание от отца Нурсан. Он запрещает тебе приезжать сюда вновь или искать встреч с его дочерью. Ты понял?

Однако Казбек неподвижно стоял на месте и гордо молчал. Казалось, его трудно сбить с толку. Джанбулат продолжал напористо:

- И, кстати, о свадьбе уже договорено, она пойдет замуж за одного из наших чегемских ребят. Слышишь? Если ты понимаешь на язык адыгов, то тебе все должно быть ясно.

Казбек сильно сомневался, что они вообще вправе говорить ему все это. Ее отец вряд ли бы доверил подобный разговор этим недорослям. Он сел на лошадь без малейших признаков испуга и повернулся лицом к молодым воинам.

- Я хорошо слышу вас и понимаю наш язык, - громко сказал он. Я не понимаю только, почему это дело интересует вас двоих... Вы что – анзурийские пшитл?

Хатут расценил эти слова как намеренное ос­корбление. Они с Джанбулатом были одеты как молодые уорки. Казбек просто напрашивался на неприятности.

Хатут заговорил, не сдерживая ярости:

- Послушай еще раз, если понимаешь язык адыгов. Девушке ты не нужен. Ее родители не хотят тебя знать. И теперь, если ты сунешься сюда еще раз, считай, что сам призвал свою смерть.

Джанбулат и Хатут сердито повернули лоша­дей и поскакали прочь. Казбек остался стоять на краю лощины, оскорбленный, но непоколебимый, уверенный в том, что любим. Много лет он ждал встречи с той девушкой, о которой мечтал, и вот теперь она произошла. Тем не менее, этот отпор не шутка, и он еще не мог представить себе, как добиться руки избранницы. Никогда адыг не посмеет нарушить решение деревенских старей­шин, как бы ни были сильны его чувства. Казбеку вовсе не хотелось становиться причиной кровавых распрей между жителями Анзури и Хапца. Видит Аллах, у них и так было достаточ­но врагов.

Казбеку пришлось подождать наступления тем­ноты. Он понимал, что теряет время, приехав сюда так рано, однако ему нравилось быть вбли­зи Нурсан, теша себя надеждой увидеть ее хотя бы издалека, смотреть, как она хлопочет по хо­зяйству там, внизу, в ауле. Как глупо он посту­пил, дав обнаружить себя местным парням. Ру­гая себя за неосторожность, Казбек покинул свой любимый наблюдательный пункт на каменном обрыве и углубился в чащу леса. Там он привя­зал коня к дереву и устало привалился спиной к поросшему мхом пню, печально размышляя, где же выход из его положения.

К полуночи селение Анзури угомонилось, ото­шло ко сну. Крадучись, словно волк, Казбек пробрался на окраину аула и спрятался за могу­чим старым дубом - свидетелем его встреч с Нурсан. Хотелось есть, однако голод мог поме­шать ему лишь громким урчанием в животе - это могло выдать убежище влюбленного. Он затаил дыхание: так было легче расслышать малейший звук ее шагов. Наконец! Это она! Небольшая фигурка под черным покрывалом быстро проби­ралась между домами, стараясь держаться в тени.

Как только она приблизилась, Казбек соско­чил с лошади и крепко обнял девушку. Покрыва­ло упало с ее головы. Влюбленному юноше пока­залось, что его сердце перестало биться, когда лунный свет залил иссиня-черный шелк ее волос. В облике Нурсан было что-то чистое и хрупкое, и это наполняло его стремлением оберегать ее и хранить как зеницу ока до конца дней.

- Думал, что не придешь! - выдохнул он, це­луя любимую.

-Я думала - ты тоже! - ответила она, прижи­маясь губами к его щеке. - Я слышала, как отец давал какие-то указания насчет тебя... Я так волновалась, как никогда...

Казбек целовал ее лицо, пытаясь согнать с него выражение озабоченности, те тревоги и пе­чали, что затаились у полных алых губ и атлас­ных бровей.

- Меня не так-то просто испугать, - сказал Казбек. Он держал ее лицо в ладонях: это был
таинственный, волшебный лик лунной богини, парящей в этом сумеречном свете. - Я, наконец-то, рассказал о нас. Матери...

Нурсан встревожилась:

- О, Казбек! Скажи мне скорее, каков был ее ответ?

Он крепко, ободряюще прижал девушку к себе:

- Она сказала, что найдет способ помочь нам.

Моя мать - чеченка, женщина упрямая. Так просто она не сдастся. Она сказала, что отыщет путь, как добиться твоей руки. Она сделает это, Нур­сан, я уверен...

Нурсан спрятала лицо на груди у Казбека. Он гладил ее волосы, зная, что она не верит ему и не питает никаких надежд. Девушка тихонько заплакала.

-Хватит, хватит.., - он не мог выносить ее слез.

-Мне кажется, мы обречены, - проговорила она сквозь слезы. Мои родители непреклонны. Мама целый день провела со мной, уговаривая забыть о тебе. Она даже предложила мне трех парнем на выбор Выбирай любою!

Казбек тоже остро ощущал всю безнадежность их положения, однако был убежден, что никакая сила не заставит его отказаться от Нурсан. Буду­чи старшим сыном, он всегда чувствовал, что обязан поступать, как подобает. И лишь теперь впервые ему захотелось нарушить правила и пос­тупить так, как подсказывало сердце.

- Послушай, - начал Казбек, крепко держа ее за плечи на расстоянии вытянутых рук и пытаясь хоть немного передать ей собственной силы воли.

- Помнишь, как мы впервые встретились? Я охотился, и как раз спустился к реке, где была ты...

Нурсан кивнула и вытерла слезы с бледных щек. Ее кожа блестела, как алебастр.

- Я посмотрел на тебя, а ты сдвинула платок с глаз и тоже глянула на меня. И в то-мгновение мы поняли оба, что не случайно ты оказалась в то утро именно там, где оказался и я, заехав дальше обычного...

- Я помню, - ответила Нурсан и нежно кос­нулась ладонью его щеки.

- Кто-то незримый помогает рам, - таинствен­но прошептал он. - Я просто уверен в этом.

Нурсан запахнулась в черное покрывало. Каз­бек вздохнул: опаловая кожа Нурсан в лунном свете будила в нем не только желание, но и более глубокое и серьезное чувство - он поистине обожал ее. Это была самая чудесная из девушек, которых он когда-либо встречал. Он хорошо по­нимал, почему отец Нурсан был столь бдителен и неумолим. Черкесские женщины славились своей красотой повсеместно, вплоть до Константинополя, Иерусалима и Санкт-Петербурга. Чегемские женщины составляли гордость Кабарды, а Нурсан была самой заметной красавицей из всех девушек долины.

- Мне надо идти, - прошептала Нурсан. – Они все время следят за мной. Надо идти...

Казбек крепко обнял ее. Нурсан прижалась к нему.

- Увижу ли я тебя на следующей неделе?

- Да, сердце мое. Увидишь. Я буду ждать здесь же.

Когда Нурсан скользнула во мрак, Казбек по­чувствовал озноб, будто огромная черная туча заслонила луну. Он тронулся и поехал по темно­му ночному лесу, где даже ярких звезд не было видно за пышными летними кронами деревьев. Здесь Казбек мог вволю поразмышлять о том, как он одинок в этом мире.

* * * * *

Приезд фон Клапрота в Малую Кабарду вы­звал там немалое беспокойство. Советник Темиркан сидел дома, погрузившись в молитвы, и, как всегда, благодарил Аллаха за то, что тот спас его от чумы, но при этом добавлял просьбу добавить ему еще толику мудрости, да еще толику жизни, чтобы помочь встать на ноги молодому князю. Темиркан интуитивно чувствовал, что на джлахстней надвигается большая беда и что для защи­ты адыгам потребуются немалое умение и выдер­жка.

Закончив молиться, он медленно направился к дому Ахмета. Туда пришел и Мурад, чтобы в узком кругу обсудить действия иноземца-профес­сора.

Цема со служанками принесли два небольших ана, наполненных мясом со специями и овощами, Азамат обслуживал старейшин, подавая им ох­лажденную бахсиму. Теперь, твердо решив от­правиться в дальний путь, он внимательно при­слушивался к рассказу Темиркана о происходя­щих событиях, хотя раньше все это показалось бы ему довольно скучным.

Ему очень хотелось знать, что чувствует муж­чина, отправляясь на войну. Но всякий раз, кода он спрашивал отца о том, как тот воевал с гя­урами, Ахмет сердился. Что толку слушать дру­гих, если сам никогда не участвовал в битве? Азамат не мог ждать...

- Осетин-военачальник, приезжавший вчера к нашему князю, привез некоторые новости.., -начал Темиркан медленно.

- Я знаю его, - отозвался Мурад.- Кажется, он служил у генерала Несветова в Гимри.

Гимри? Азамату хотелось спросить, где это, но ему не разрешалось перебивать.

- Да, именно так, - улыбнулся Темиркан. Ин­терес, проявляемый Мурадом к дипломатии, всег да радовал советника и вызывал чувство гордости за сына покойного князя.

- Получается так, что старик Гудович принял участие в битве при Гимри, где турки были раз­биты, и вся слава досталась именно ему. Скорее всего, получит теперь маршала.

Мурад пожал плечами:

- Он стар и нелюбим. Своему предшественни­ку он и в подметки не годится. «Шайтан» Потем­кин был раза в два талантливее и энергичнее его.

- Да, пока что русекие_ по горло заняты На­полеоном. Но уже, кажется, произошел перелом в их пользу. Поговаривают о заключении мирно­го договора с Францией.

- Выходит, князь озабочен тем, что гяуры мо­гут заинтересоваться нашими землями или Чеч­ней?

Темиркан сказал, выдержав паузу:

- Пока нет. Мы располагаем иной оценкой намерений русских относительно южных кампа­ний. Это мнение наших братьев из Великой Кабар-ды. Они вновь подписали с Россией бумаги, под­тверждающие свою преданность, и сообщили, что
русские не интересуются нашими владениями. Они заверили их в полной безопасности!

Азамат внимательно наблюдал за выражением лиц всех троих и понял, что никто из них не согласен с этим, даже сам Темиркан.

- Каково же ваше мнение? - спросил Ахмет у Темиркана.

Но Темиркан ответил уклончиво:

- Наш новый князь - да наделит Аллах его силами - считает так: русский царь собирается объединить все христианские народы Кавказа.

После этой страшной смерти Цицианова в Баку...

Азамат, как и все молодые воины, не раз слышал эту историю о падении грузинского кня­зя. Еще два поколения назад его предки покину­ли свою родную Грузию и поселились в России. Сам он дослужился до главнокомандующего рус­ской армии, действующей на территории его пре жней родины. Многие поступки Цицианова гово­рили о нем как об энергичном, воинственном и остром на язык человеке. Он даже изгнал свою родственницу, царицу Марию, за то, что та плела заговор против России. Однако последующее па­дение стало расплатой за это предательство. Пять лет назад, в 1806 году, хан, правящий Кубинс­ким ханством, что на Каспийском море, разгро­мил войска Цицианова, выступившие против со­седнего Бакинского ханства. Они отрезали глав­нокомандующему голову и руки - и послали ос­танки в дар своим духовным и политическим вождям в Тегеране.

- Таким образом, - заключил Темиркан, - во­йна России с Турцией, захват ею турецкой кре­пости Анапы, нападение на Персию и мусульман­ские ханства - все это подчинено одной цели: окружить нас своими союзниками или захвачен­ными землями.

Анапа! По крайней мере, это место Азамат хорошо знал. Это была крепость на берегу Чер­ного моря недалеко от устья Кубани. Это назва­ние звучало в песнях и воинских погребальных молитвах, ибо именно там схватили и посадили в застенок славного воина - шейха Мансура, где он и погиб. «Орел никогда не привыкнет к клетке», - пели ашуги. Тюремщики изломали тело шейха на колесе, и никто не знает, где его могила.

- Новый договор между Россией и Турцией не долговечен, - заявил Темиркан. - Я уверен, что русские генералы возьмут дело в свои руки. В конце концов, они могут обменять Анапу на Бухарест, но будут удерживать Суккум Кале, стратегически важный для них нункт на Черном море.

Мурад вздохнул:

- Эта борьба не закончится никогда. Им нуж­ны торговые пути на юге. Русские будут стре­миться создать себе выход к морю через наши земли: через Чечню в Грузию и дальше...

Наступила небольшая пауза. Азамат стоял тихо, надеясь, что его не выпроводят и он узнает по­больше. Однако Темиркан уже утомился разгово­ром и поднялся, тяжело дыша.

- Ох, этому старому телу пора отдохнуть! Хва­тит пока разговоров.., - он пожал руки Ахмету с Мурадом. - Вы - здравомыслящие люди. Когда наступит время.., - Темиркан хотел удостоверить­ся, что князь Омар дал понять старейшинам, что
в случае осложнений ждет их поддержки.

Ахмет проводил старика до двери, бормоча ему на ухо что-то ободряющее. Мурад оглянулся на Азамата:

- А ты, юноша, как я заметил, навострил уши. Мой Джафар и не подумал бы интересоваться подобными вещами, а ведь он намного старше тебя!

Азамат вспыхнул:

- Мне интересно знать, что творится на све­те... Это правда, что ашуги поют о шейхе Мансуре? Правда, что после Анапы его посадили в крепость и изломали на колесе? Вы помните, Тхамада, военную погребальную песнь «Орел никогда не привыкнет к клетке...»

- Песни говорят о том, что случилось на са­мом деле. Однако верно и то, что никто не знает, где он похоронен.

- Мой отец говорит, что вы воевали вместе с шейхом Мансуром. - Лицо Азамата горело от любопытства.

Мурад потер подбородок, помолчал:

- Да, мы удостоились такой чести. Много лет назад. До того, как ты родился. Действительно, это был отважный человек. Ему столько раз уда­валось избежать плена, что это сделало его зна­менитым и противник сбивался с ног в поисках Мансура. Когда шейх говорил с воинами, каза­лось, что оружейник-кузнец раздувает мехи сво­его горна. Это были искры, которые летели вверх и зажигали лесной пожар.

- Отец не рассказывал мне об этом, но расска­зывал аталик, - сказал Азамат.

- Конечно, он и должен был это делать, чтобы воспитать тебя храбрым воином! Когда ты уезжа­ешь на Кубань, юноша?

Лицо Азамата вспыхнуло:

- На следующей неделе, Тхамада.

Мурад очень беспокоился за него: ведь Азамат не представляет себе, насколько труден путь и какие беды могут его подстерегать на Кубани. Казаки и русские частенько прочесывали аулы в той местности.

- Будь осторожен, Азамат. Наступили плохие времена. Сколько же времени тебя не будет здесь?

- Не знаю, Тхамада. Может быть, год. А, может, и больше...

Возвращаясь, Ахмет услышал эту фразу и на ходу бросил резкое слово, которое, впрочем, Не соответствовало теснящимся в груди чувствам:

- А, может быть, и никогда. Если новая жизнь на Кубани придется ему по вкусу, да если еще он пойдет по нашим стопам, то останется там на­всегда и даст начало новой семейной ветви.

Азамат застенчиво улыбнулся: ему нравилось, что старшие ему доверяют и он почувствовал, что отец, конечно, не так бесстрастен накануне его отъезда, как хочет казаться, и не так уж спокой­но к этому относится. Мурад постарался смягчить разговор:

- Ну, не думаю. Мы все хотим, чтобы наш герой вернулся на Терек. Мы не можем позволить себе раздаривать таких красавцев, как Аза­мат, тем более столь хорошо знающих историю.

Ахмет внимательно посмотрел на своего старо­го друга. Всю жизнь он поражался тому изящес­тву, с которым умел действовать Мурад. Но Азамату оно было по силам - поэтому, может быть, именно его и следует послать на родную Кубань. Младший сын поддержит семейную честь...

- Хорошо, хорошо, - примиряюще и грустно промолвил он, тем более, что в душе все сильнее разрасталась боль от предстоящей близкой разлуки.

- Спокойной ночи, отец, - сдержанно сказал Азамат. - Спокойной ночи, Тхамада.

Мурад дружески положил руку ему на плечо, и Азамат удалился.

Мураду не хотелось в чем-либо упрекать при­ятеля. Он знал, как тяжело на сердце у Ахмета и что сейчас ему как никогда нужна дружеская поддержка.

- Я хотел бы поговорить с тобой о старшем, Казбеке, - сказал Мурад, пытаясь перевести мысли Ахмета на другой предмет. - У него девушка в Чегеме. Вот тебе и охотничьи вылазки... - улыб­нулся он.

- Странно! Чего его туда занесло?! Не мог найти девушку поближе! - Ахмет уже со страхом подумывал о том, что всем сыновьям суждено будет покинуть родительский дом. - Вот всегда он шел мне наперекор.

Мураду захотелось поддеть друга:

- Наверное, это у него в крови. Насколько помню, его папочка не поленился проехать от самой Кубани, чтобы жену себе отыскать среди чеченцев. Не забыл еще, как все это было?
Смотрю, вот, на Азамата и вспоминаю...

Разве мог бы Ахмет забыть эти ощущения? Страсть! Свобода! Безумный дух баталий! Они с Мурадом сражались плечом к плечу. Цема с Мединой танцевали, обняв друг друга за талию...

- С твоим сыном происходит то же самое, - говорил Мурад убедительно. - Он так же влюблен и так же беспомощен в своем положении. Я пришел просить у тебя разрешения действовать от его имени - просить руки той девушки. Не возражаешь? Ахмет удивился такому порыву друга:

- Но что это за девушка? Кто ее родители? Они настоящие уорки? Мы их знаем?

Но увидев лукавую усмешку на лице Мурада, Ахмет расхохотался и сам. Он вдруг понял, что рассуждает как заправский спесивый кабардинский аристократ. Как его собственный отец когда-то.

- Ох, Мурад! Теперь ты видишь, до чего могут довести сыновья!?

Ахмет раскаялся в своих словах. Напряжен­ность спала, друзья рассмеялись и выпили до дна чарки с бахсимой. Теперь-то Мурад мог вволю посплетничать (иногда ему не было в этом рав­ных).

- Это в Анзури, что на Чегеме. Хорошая семья, очень подходящая во всех отношениях. У них лишь одна дочь и они, естественно, не хотят, чтобы она уезжала далеко от дома...

Ахмет простонал и прикрыл глаза:

- Скорее всего, она весьма избалована. Будет давить на них, как моя сестра - на отца. Помнишь мою сестру Афуасу, я часто тебе рассказы­вал о ней. Она стала причиной всех моих бед...

- Пустяки, - твердо заявил Мурад. - Ты уехал с Кубани, чтобы испытать себя и закалиться. То же самое будет с Казбеком. Люди говорят, что это девушка редкой красоты, она будет отличной парой твоему сыну. Тем не менее, ее семья силь­но раздражена тем вниманием, которое Казбек оказывает их дочери.

- У них нет для этого оснований! - воскликнул Ахмет запальчиво.

- Именно так, поэтому мы поедем туда и объ­ясним им это. Я думаю взять с собой Темиркана как пожилого, уважаемого уорка. Надеюсь, он еще не настолько одряхлел, чтобы осилить это путешествие... Возьму еще двух братьев Шамирза, потому что они богатые и знатные адыги...

Ахмет перебил его, загоревшись вдруг идеей убедить Анзури, что он, Ахмет, - весьма уважа­емый уорк и что брак с любым из его сыновей может считаться настоящей удачей. При этом сам этот, из Анзури, возможно, и не достоин подо­бной чести.

- Да, план хороший, но я хотел бы прихва­тить также еще одного человека из семьи Кану ков с Баксана. У них родственные связи с анзурийцами. Им будет приятно, что мы уважили их соплеменников.

Мурад искренне рассмеялся. Кануки являлись давними и надежными покупателями Ахмета, это была дружная, зажиточная семья. Ахмет, таким образом, не заводя даже речи о торговле, сможет показать себя, свои связи и успехи в делах.

- Отлично. Я займусь подготовкой.

Мужчины, довольные друг другом, обменялись рукопожатиями и отправились по своим делам.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Ахмет с Мурадом стояли среди других уорков племени Хапца, ожидая, когда князь и Темиркан обратятся к ним с речью.

- Ты правда не знаешь, зачем твой брат со­брал нас? - спросил Ахмет своего друга.

- Нет. Омар твердо придерживается законов правления. Я знаю лишь то, что могу узнать, но он не посвящает меня в свои секреты.

Князь Хапца величественно появился, осве­щенный солнечными лучами, облаченный в ро­скошные одежды и окруженный старейшинами. Слуги помогли Темиркану занять свое место. Несмотря на дряхлость тела, он сохранил цеп­кость ума и способность быстро принимать реше­ния. Ахмет посмотрел на Мурада, который ста­рался держаться бесстрастно по отношению к Темиркану.

- Братья, - начал свою речь князь суровым голосом. - Сегодня у меня плохие новости. Неко­торым из вас уже известно, что казаки напали на черкесский аул к югу отсюда под предлогом, что его жители, якобы, вместе с чеченцами участво­вали в нападении на станицу. Опасность может грозить и нам, - князь сделал знак Темиркану, чтобы тот продолжил его рассказ более подробно.

Дата добавления: 2015-06-04