Критика веберовского подхода

Как мы убедились, в сочинениях М. Вебера мотивация и стимулирова­ние труда занимают одно из центральных мест. В современной социологии труда они включаются в понятие содержательности труда. В общем виде структура содержательности труда выглядит следующим образом.

Цель — ожидаемый результат и идеальный план действий. Отношение к труду — эмоциональная расположенность или отчужденность от своей рабо­ты, ощущение осмысленности труда, стремление переформировать окружаю­щий мир по собственному плану. Стимулы труда — внешние факторы, побуж­дающие к экономической активности. Мотивы труда — внутренние стимулы или потребность, требующая удовлетворения. Мотивы тесно связаны с ценно­стями и ценностными установками. Ценности — этические императивы (по­велевающие требования) трудовой деятельности. Таковы ценности протестант­ской трудовой этики, описанные М. Вебером, христианские заповеди, ценно­сти добра и зла, чести и достоинства. Удовлетворенность трудом — чувство удовольствия, получаемое от любимой работы, состояние сбалансированнос­ти между претензиями (запросами, потребностями личности) и оценкой сте­пени их реализации. Чем выше запрос, тем сложнее их удовлетворенность.

Таким образом, содержательность труда раскрывает социально-психоло­гическую структуру труда. Она представляет собой один из важнейших фак­торов, детерминирующих производительность труда. Мотивация и стиму­лирование труда тесно связаны с производительностью и разделением тру-

да, но выражают не внешние организационные факторы, а человеческий фактор и отношение человека к труду.

Различные типы технического и социального разделения труда создавали неодинаковые возможности для проявления мотивации труда и соответству­ющего роста производительности труда. Иначе говоря, эффективность раз­ных типов разделения труда была различной. Одно дело рыночная экономи­ка, другое — «бюджетная». Естественно, что, сменяя друг друга во времени, различные типы разделения труда приводили к тому, что на разных стадиях по-разному создавались условия для повышения производительности труда.

Вебер затрагивает три вида предпосылок производительности труда: 1) оптимум способностей, необходимых для выполнения каких-либо функ­ций; 2) оптимум профессиональных навыков, приобретенных на практи­ке; 3) оптимум наклонностей, предрасположенностей к труду³¹.

И унаследованные, и приобретенные благодаря обучению способности должны тестироваться. В деловом предпринимательстве первой такой по­пыткой была тейлоровская система рациональных методов труда, в которой учитывались психологические условия. Профессиональные навыки совер­шенствуются благодаря более рациональной и продолжающейся специали­зации, т.е. производственному стажу. Наклонности или предрасположен­ность к труду зависят либо от сильной заинтересованности в конечных ре­зультатах, либо от принуждения к труду (прямого или косвенного). Принуждение обычно имеет место там, где работа выполняется по распо­ряжению, недобровольно. Такое принуждение может выражаться, напри­мер, в угрозе немедленного применения физической силы или каких-либо иных нежелательных для человека воздействий. Еще один источник при­нуждения — угроза того, что в случае низкой выработки человеку снизят расценки, уменьшат заработок³².

Прямой противоположностью принудительному стимулированию труда выступает у Вебера метод свободного выбора приемов, труда и форм исполне­ния, заинтересованности в работе. Выбор качественно различных видов дея­тельности и количественная дозировка уровня исполнения отвечают самой природе рыночной экономики, где ситуация постоянно изменяется, каждый несет свою долю риска и ответственности в одиночку. С точки зрения формаль­ной рациональности и технических условий производства, полагает Вебер, предпочтительнее свободная, а не принудительная мотивация к труду.

У свободной, или рыночной, системы стимулирования труда есть свои позитивные и негативные моменты. Так, например, когда техническая спе­циализация достигает очень высокого уровня, экстремум монотонности операций каким-то образом ограничивает побуждение к чисто материаль­ным стимулам, допустим, зарплате. Только когда оплата труда пропорцио­нальна объему выполненной работы, т.е. строится на сдельных расценках, у человека появляется желание увеличить производительность труда. В ка­питалистической системе, говорит Вебер, непосредственным базисом же­лания хорошо работать выступают преимущества сдельной оплаты и страх перед увольнением³³.

³¹ Weber M. Economy and Society. Vol. 1. Berkeley. 1978. P. 150.

³² Ibid.

"ibid. P. 150-151.

Пожалуй, можно согласиться с общей оценкой Ф. Паркина, заключив­шего, что в концепции Вебера протестантская этика стимулировала разви­тие не только «духа капитализма», но и «духа труда»³⁴. В своей интерпрета­ции учения Вебера английский социолог тесно связывает тип религии и социально-классовую структуру общества: приверженность той или иной религии определяется местом, занимаемым данным классом (сословием, группой) в системе общественного разделения труда, а также материальны­ми условиями и образом жизни, характером и содержанием профессиональ­ных занятий.

Так, крестьяне, пролетариат, дворянство и буржуазия привержены раз­ным типам религиозных верований, поскольку материальные интересы и

жизненный опыт у них не тождествен­ны. К рациональному типу религии, содержащему новые принципы трудо­вой этики и доктрину профессиональ­ного призвания, совершенно не склонны традиционные слои обще­ства: крестьянство, феодалы, купцы, ремесленники и бюрократы. Даже пространственный фактор в выборе религиозных предпочтений играет не последнюю роль. К примеру, рабочие, занятые на текстильном оборудова­нии в закрытом помещении, характе­ ризуются сильными сектантскими ус­тремлениями. Напротив, находящие­ся в открытом пространстве, например аграрные рабочие, такими чертами не отличаются.

Однако удивительно то, полагает Ф. Паркин, что учение о взаимосвязи социальной и религиозной позиции человека не действует там, где Вебер анализирует кальвинизм и капитализм³⁵. Так, два противоположных по сво­ему материальному уровню и социальному положению класса — предпри­ниматели и рабочие — в равной мере тяготеют к кальвинизму. Отступает Вебер от своих принципов и в других аспектах. Вначале рабочий-кальвинист трудится добросовестно в силу внутреннего убеждения, полагая труд целью самой по себе, затем он предстает у Вебера как покорное животное, рабо­тающее добросовестно только потому, что предприниматель, понижая или повышая расценки, использует экономическое вознаграждение в качестве кнута. Об этом мы найдем упоминание в «Экономике и обществе»³⁶. В та­ком случае резонно задать вопрос: чем же отличается прославляемый Вебе-ром капиталист от пресловутого рабовладельца, который также прибегает к принуждению и негативным санкциям? Между ними разница лишь в сред­ствах: один заимствует из арсенала принудительных методов прямое физи­ческое насилие, а другой — денежное воздействие, при помощи которого человека можно довести, как и при рабстве, до физического истощения.

³⁴ Parkin F. Max Weber: Criticism and interpretation. L., N.Y., 1990. P. 51.

³⁵ Ibid. P. 53.

³⁶ Weber M. Economy and Society: An outline of interpretive sociology. Berkeley: Univer. California Press,
1978. Vol. 1. P. 1010.

И вообще, в связи с таким анализом возникает более фундаментальный вопрос: насколько прав был Вебер в своем описании капитализма? Не иде­ализировал ли он положение дел? Каково соотношение в зрелом капитализ­ме нормативной базы, моральных стимулов и механизмов принуждения? Рыночные отношения между рабочим и работодателем несомненно явля­ются более цивилизованными по своей форме. А по своему содержанию? Если и в зрелом капитализме деньги выполняют функцию кнута, то при­чем здесь внутреннее убеждение, профессиональное призвание, религиоз­ный смысл труда? Не служат ли они изящной декорацией, скрывающей неприглядную суть капиталистического труда?

Постоянный страх оказаться безработным действует на психику разру­шающе. Это доказывают современные исследования. А отсутствие работы лишает человека средств, обрекая его если не на голодное, то на полуголод­ное существование и унижения. Неизвестно, почему индивид трудится при капитализме интенсивнее и добросовестнее, — то ли в силу внутреннего побуждения (в том числе религиозного), то ли в силу внешнего принужде­ния (денежного прессинга). Наконец, последний вопрос, ответ на который Ф. Паркин не находит у Вебера: если в зрелом капитализме велик удельный вес принуждения, то откуда взялись мягкие методы побуждения в раннем капитализме?

В аргументации Вебера английский социолог находит не одно слабое звено. К примеру, Вебер утверждает, что кальвинизм, совершивший духов­ную революцию, сломавший инерцию традиционализма, сформировал у рабочих новое отношение не только к труду, но и к вознаграждению³⁷. Гру­бо говоря, если раньше он трудился за деньги, то теперь и за деньги, и за совесть. Рисуя традиционализм в негативных красках, Вебер берет за обра­зец поденщика-агрария, человека, выполняющего малоквалифицирован­ную работу. Наемный аграрий не является хозяином, у которого совсем иная структура и интенсивность мотивации. Поденщик не является городским ремесленником, мотивация которого также совершенно иная. Почему бы Веберу не взять за образец традиционализма высококвалифицированного работника или собственника своего дела? Возможно, что тогда у него полу­чилась бы совсем иная картина действительности.

Аргументация Вебера малоубедительна и в другом смысле. Жнец, рабо­тающий за 2,5 марки в день, является сельским жителем. Он носитель ста­рых убеждений и старых религиозных ценностей. Новые религиозные цен­ности протестантизма, как неоднократно подчеркивал сам Вебер, зароди­лись в городе. Естественно, что поденщик никак не может быть носителем новой религии, по крайней мере до тех пор, пока не переехал в город. Но что происходит с ним по приезде в город? Подобный вопрос встает перед социологами всякий раз, когда они исследуют проблемы урбанизации и массовой миграции населения из деревни в город. Урбанизация — процесс универсальный, прослеживаемый в разных странах и на разных историчес­ких этапах. Он охватывал не только общества, где доминирующей являлась протестантская этика. Изучая причины, факторы и последствия урбаниза­ции, социологи не обязательно прибегали к помощи религии. Достаточным оказался социально-экономический и социально-психологический анализ.

Parkin F. Max Weber: Criticism and interpretation. L.; N.Y., 1990. P. 54.

Как отмечал Дж. Гэлбрейт, массовый процесс миграции рабочей силы в город сам по себе уже оказывал разрушающее воздействие на традициона­лизм. Религиозная трансформация в сравнении с ним представляется ма­лозаметным явлением. Отрыв от традиционной почвы замкнутого общин­ного мира и столкновение с индустриальной городской культурой с ее ано­нимностью, открытостью социальных связей до основания разрушает устоявшиеся стереотипы и старые установки к труду.

Тем не менее Вебер упорно не желает считаться с социально-экономичес­кими факторами. Во главу угла он ставит религию. Вебер приводит третий замечательный пример, призванный, по его мнению, сыграть решающую роль в системе аргументов. Первые два касались повышения и понижения зарплаты безотносительно к религиозным убеждениям работника. В треть­ем примере он сравнивает два типа незамужних работниц — обычных и вос­питанных в религиозной среде. У первых сильны традиционные привычки, велико нежелание трудиться рационально и эффективно, «приспособиться к новым формам организации труда, научиться чему-либо, сконцентрировать на чем-нибудь свои мысли или вообще мыслить. Попытки разъяснить им, как сделать работу более легкой и прежде всего более выгодной, встречают пол­ное непонимание, а повышение расценок оказывается бесполезным, по­скольку оно наталкивается на силу привычки»³⁸.

Напротив, работницы, получившие специфическое религиозное воспи­тание, очень восприимчивы к обучению новым техническим методам, у них выше способность к концентрированному мышлению, сильнее привержен­ность чувству долга, трезвое самообладание и расчет, сочетающиеся у них со строгой хозяйственностью. Уже одно это наблюдение, по мнению Вебе-ра, достаточно для возбуждения вопроса о тесной взаимосвязи между рели­гиозной ориентацией и умением интегрироваться в капиталистическую экономику, а анализ дополнительных данных, в том числе статистики, в общем и целом доказывает наличие подобной связи³⁹.

Итак, Вебер полагал, что традиционное нежелание рационально рабо­тать, отсутствие «жажды наживы», нерасчетливость — исключительно на­следие докапиталистической эпохи, которое в эпоху зрелого капитализма должно окончательно исчезнуть. Однако исторические факты заставляют усомниться в правильности веберовского вывода.

Первый факт относится к американскому капитализму рубежа XX в. Тей­лор, Эмерсон и другие сторонники «научного менеджмента» писали о том, что в самой передовой стране капитализма процветают мания вала, нера­циональность на всех уровнях управления, субъективизм и произвол руко­водителей, нежелание трудиться у рабочих. Мы, рабочие, выполняли не более двух третей от дневной нормы выработки, вспоминал о своей моло­дости Тейлор, и такая практика была массовой.

Второй факт принадлежит другой эпохе. В начале 30-х гг., когда амери­канское производство полностью перестроилось на принципах рациональ­ности и НОТ, стало высокорентабельным и высокотехнологичным, Э. Мэйо, проводивший Хоторнские эксперименты, обнаружил тот же са­мый рестрикционизм, что и Тейлор. Рабочие тщательно скрывали от адми­нистрации занижение производительности.

³⁸ Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. С. 83.

³⁹ Там же. С. 83-84.

И, наконец, третий, скажем так, решающий факт. В начале XX в. выда­ющийся советский нотовец А. Гастев сравнивал труд зарубежных и отече­ственных рабочих. Тех и других он знал по личному опыту: в эмиграции он трудился на заводах Франции, а перед революцией — на одном из лучших петербургских заводов «Айвазе». Гастев пришел к выводу: рестрикционизм отменно получался у иностранцев, но никак не давался русским. Последние выдавали друг друга разным ритмом труда. Оказывается, для того, чтобы сознательно замедлять производительность всей группы, нужны сплочен­ность и солидарность, хорошие навыки работы, высокая координация и кооперация труда. Только прошедшим индустриальную школу капитализ­ма работникам удавалось столь сложное искусство. Причину неудачи рус­ских Гастев видел в наличии у них традиционализма, неумения трудиться рационально. Это и неудивительно, ведь русские рабочие того времени в большинстве своем были вчерашними выходцами из деревни.

Этика трудового общества, как и его основа кальвинизм, прославлению которых посвящена книга М. Вебера, не так уж безобидны, как нам иногда кажется. Поскольку мотивация достижения и ее результат — успех в бизне­се и по службе — возведены в культ, общество ценит только тех, кто добил­ся успеха и презирает всех других. Такая этика исходит из убеждения, что человек, не добившийся экономического успеха, — обязательно пьяница или лентяй, он непременно бьет свою жену и детей, не посещает церковь, противостоит общественному мнению и нарушает заведенный порядок. Та­ковы предрассудки, разделявшиеся ранее Викторианской эпохой. Эпохой, взрастившей трудовое общество и добившейся процветания благодаря про­тестантизму. Экономический успех здесь — конечная ценность человека. Кто его не добился, тот изгой, андеркласс, неприкасаемый. Иными слова­ми, тот гражданин второго сорта. Экономический статус, соизмеряемый с величиной дохода, служил критерием ранжирования людей, распределения их по ступенькам социальной пирамиды. Стоящие внизу относятся к неиз­бранным Богом, к тем, кому не даровано спасение.

В отличие от такого протестантизма православие куда более справедли­вая религия. Конечно, оно не способствует в такой мере финансовому бла­гополучию общества, зато оно подходит к людям справедливо — в зависи­мости от их духовного, а не денежного богатства.

СОВРЕМЕННЫЕ ТЕОРИИ МОТИВАЦИИ⁴⁰

Обычно теории мотивации в зарубежной науке условно делятся на две группы: содержательные и процессуальные. Содержательные теории (А. Маслоу, Ф. Херцберг, К. Альдорфер и др.) концентрировались на изуче­нии природы и характера потребностей человека, которые побуждают его к конкретным действиям. Считается, что исторически они возникли рань­ше, а уже потом, в чем-то продолжая их, а в чем-то с ними полемизируя, по­явились процессуальные концепции. Более современные процессуальные теории мотивации (В. Врум, С. Адаме и др.) дают описание и анализ того, как поведение получает импульс, направляется, поддерживается и прекра-

Дата добавления: 2015-06-04