Теория человеческой природы

Как было отмечено выше, Н. Макиавелли интересовал ответ на вопрос «Как государь должен завоевать и сохранить власть?». Ла Боэси ищет ответ на вопрос «Каким образом государь осуществляет свое влияние над тысячами людей в условиях, когда масштаб этого влияния не превышает того, что люди ему позволяют?».

Иначе говоря, Ла Боэси задается вопросами: «Почему народ подчиняется тирану и даже любит его?», «Где истоки подчинения,

являющегося единственным условием установления и поддержа­ния тиранической власти?».

За этими вопросами скрывается загадка человеческой приро­ды. Можно понять, когда народ уступает силе (так было в Афи­нах, где долгое время существовало правление тиранов). Можно понять людей, когда они оказываются околдованными делами или обещаниями прославленных героев. Престиж харизматичес­кого лидера нередко объясняет «слепоту» масс. «О Боже! Как мо­жет такое быть? Как мы это назовем? Каким несчастьем это явля­ется? Какой порок, или, скорее, какой ужасный порок? Видеть бесконечное число людей не подчиняющихся, а прислуживаю­щих; не управляемых, но тиранизируемых; нет ни благ, ни роди­телей, ни женщин, ни детей, нет даже самой жизни, принадлежа­щей им самим! Терпеть ограбления, разврат, жестокость не от ар­мии, не от лагеря варваров, в борьбе с которыми нужно было бы защищать свою жизнь, а от одного лица; не от Геркулеса или Сам­сона, а от человека, чаще всего самого трусливого... в нации; не привыкшего ни к пороховым баталиям...; не тому, кто мог бы си­лой командовать людьми...»³⁰⁷

Как отмечает во введении к «Рассуждениям» С. Гойар-Фабр, рассматриваемая проблема поставлена превосходно. Если в поря­док вещей входит подчинение народа тем, кто им командует, то чудовищной аномалией является то, что целый народ сгибается под игом одного лица, не обладающего ни силой, ни престижем: откуда берется это «порочное чудовище»?³⁰⁸

Ясно, что безропотное подчинение миллионов людей одному «единственному» лицу необъяснимо только их малодушием или трусостью. Если даже малодушие и трусость оказывают влияние, то их нужно объяснить. А это трудно сделать хотя бы потому, что в этом подчинении все происходит так, как если бы те, кто нахо­дится в рабстве, получали бы от этого удовлетворение. А потому сам собой напрашивается вывод: рабство существует только пото­му, что оно является добровольным.

³⁰⁷ Ьа ВоеПе Е. йе. Б^соиге ее 1а зешШйе Уо1оШа1ге. Р., 1983. Р. 133—

134.

³⁰⁸ Соуагй-ЕаЪге 8. Бе 1а кегуйиде уо1оп1а1ге. 1п1гос1ис1юп // Е. Ьа Воеие

с!е. Ор. сИ. Р. 80.

Такой вывод противоречит человеческой природе. Сам народ выбирает такой удел, «перерезая себе горло». Тем самым Ла Боэ-си, излагая теорию человеческой природы, рассматривает в каче­стве непротиворечащей природе человека невероятную болезнь добровольного рабства. Человеческая природа, согласно Э. де Ла Боэси, подчиняется трем основным принципам. «Вне всякого со­мнения, — говорит он, — если мы живем в соответствии с теми правами, которые дарованы нам природой и в соответствии с теми уроками, которым она нас учит, мы подчинялись бы, есте­ственно, родителям, доводам разума и крепостной личности»³⁰⁹.

Поясним это вслед за Э. де Ла Боэси. Изначально человек не является тем, что он есть на самом деле. Для формирования чело­веческого существа очень нужны уроки родителей. Это является своеобразным выражением гуманизма. К тому же Ла Боэси рас­сматривает семью как фундаментальное естественное общество. И следуя путям, начертанным природой, родители формируют своих детей. Под влиянием родителей воспитывается и то, что в Средние века понималось под добродетелью.

Порождение человека является существом разумным, а разум — универсальным. И потому Ла Боэси полагает, что природа являет­ся «министром Бога и правителем людей»³¹⁰. Именно природа по­рождает сильных и слабых. Она дает каждому больше или меньше ума. Она не желает ни господства, ни подчинения. Ни у командо­вания, ни у преданности нет природного предназначения. Авто­ритет управляющего является не более естественным, чем подчи­нение управляемого. Неравенство, различающее людей, является средством «братской привязанности», в которой помощь и соли­дарность создают прочные связи между сильнейшими и теми, к кому судьба неблагосклонна. Природа, по мысли де Ла Боэси, предлагает людям, что называется, естественную социабельность, что прозволяет людям объединиться. При этом объединение лю­дей не предполагает их подчинения, а общество отнюдь не озна­чает обязательную зависимость одних от других.

И третий принцип: «Не следует сомневаться в том, что мы не являемся людьми естественно свободными»³".

³⁰⁹ Ьа ВоеПе Е. йе. Ор. сК. Р. 139. ³¹⁰1Ыс1. Р. 140. ³¹¹ 1Ы<± Р. 141.

С одной стороны, есть немало исторических свидетельств «твердости духа, которой свобода наделяет сердца тех, кто ее за­щищает»³¹². А с другой - свобода выводится из разума. И если природа человека является разумной, она охватывает свободу, так как предполагает для каждого автономию и признание каждым другого. Однако Ла Боэси полагает, что в феномене взаимной зави­симости нет более зависимости. И тем не менее, если предложить человеку выбрать между свободой и рабством, он, скорее всего, выберет подчинение одному человеку³¹³.

Человеческая природа характеризуется тем, что разум и свобо­да соседствуют друг с другом. И свобода является больше чем идеа­лом. Без нее нет жизни. Но чтобы она была в действительности, за нее человек должен уметь сражаться и, если необходимо, умереть.

Причины рабства

Ла Боэси исходит из того, что в XVI в., в период, когда проис­ходит становление современного государства, политические от­ношения не сводимы к патерналистским по типу отношениям, присущим домашнему хозяйству или к модели феодального об­щества. В государстве отношения авторитета и подчинения не сводятся к личным отношениям начальника и подчиненного. И потому государственная власть исходит из индивидуальной воли того (человек или ассамблея), кто призван командовать. Однако политическая власть не совпадает с тем, кто ее осуществляет.

Еще одна новация, на которую опирается Ла Боэси, состоит в том, что он обращается к тому, что мы называем политическим со­знанием управляемых. Последние в новых условиях не связаны от­ношениями личной зависимости и личной преданности. И зна­чит, политическая власть, авторитет государства не являются гос­подством. Нет ничего более ложного и более тяжелого по последствиям, чем отождествление могущества суверена с верхо­венством начальника. И потому Л а Боэси рабство народов при ти­рании рассматривает как политическое отклонение. И он выделя­ет две основные причины такого отклонения.

³¹² Ьа ВоеНе Е. йе. Ор. сН. Р. 136. ³¹³1ЬШ. Р. 144.

Во-первых, именно сами народы позволяют себя «обуздывать», шокоряются, перерезая себе горло»³¹⁴. Сказывается «порочная природа» людей. Целые народы безумны и слепы. Они не пред­принимают никаких усилий для того, чтобы увидеть, что те, кто господствует над ними, «также имеют только два глаза, две руки, одно тело, и имеют только то, что имеет любой человек бесконеч­но большого числа наших городов...»³¹⁵ Народы не предпринима­ют никаких усилий для того, чтобы понять, что глаза, которыми господин выслеживает своих подданных, они сами ему вручили; что руки, которыми он наносит им удары, он берет у них же; что ноги, которые топчут города, являются ногами вырождающихся подданных... И они не замечают, что господин имеет власть над ними только с их помощью. И потому они легко становятся сооб­щниками «вора», который их грабит, и «убийцы», который их уби­вает. Короче, «предавая самих себя», они предают и своих детей. Ослабляя себя вплоть до самоотрицания, они неосознанно укреп­ляют тирана, порождая тем самым деспотизм.

Ла Боэси задается вопросом: кто не ведает того, что люди ста­новятся такими, какими себя делают сами или какими позволяют делать себя? Ликург, «полицейский Спарты»³¹⁶, знал о такой по­датливости человеческой природы, и его талант заключался в том, что он умело ее использовал. Кто не знает также того, что чаще всего люди «довольствуются жить той жизнью, в которой они ро­дились... и принимают ее за естественное состояние с их рожде­ния». Человеку присуща природная лень, которая является как бы его второй природой: если «природа человека заключена в том, чтобы быть свободным и желать этого, в такой же мере его приро­дой, естественно, является и то, что он привыкает к пище, кото­рую ему дают»³¹⁷. Словом, сказываются обычаи и привычки, котсь рые как бы насаждают вторую природу. В состоянии некоего при­тупления чувств человек «неожиданно попадает в такое глубокое забытие смелости, что для него оказывается невозможным пробу­диться для того, чтобы снова ею овладеть». Он навсегда теряет

³¹⁴ Ьа ВоеПе Е. йе. Ор. ей. Р. 136. ³¹⁵ 1Ыа. Р. 138. ³¹⁶1ЬИ. Р. 147. ³¹⁷1ЬШ. Р. 150.

«память о своем первом состоянии», а также желание его восста­новить. И он оказывается неспособным к большим делам. Он те­ряет свое человеческое достоинство. Не ведая свободы, такой че­ловек и не сожалеет о ней. Раболепствующий человек не имеет подлинно человеческой природы.

Такой, прямо скажем, психологический анализ связан и с мо­ралью. Рабство означает разрушение ценностей, с которыми связано существование человечества. Отсюда и то презрение, которое Ла Боэси испытывает к униженному народу. И он приходит к двум весьма важным выводам: 1) политическое условие человека можно понять только на основе антропологического анализа; 2) политика не может оцениваться без учета этики.

Во-вторых, глубокой причиной рабства народов является ут­рата природного начала управляющими. Ла Боэси полагает, что в каждое мгновение король рискует превратиться в тирана. Фран­цузский мыслитель даже не противопоставляет плохого тирана хорошему королю. Монархия, будучи правлением одного лица, несет в себе политическое зло: в силе и действии монархия явля­ется тиранией. И конечно, не бывает хороших тиранов.

Тиран завоевывает королевство при помощи выбора народа, си­лой оружия или на основе права наследования. Но в любом случае образ его правления является очень схожим: он покоряет народ, он рассматривает его как свою добычу или ввергает его в рабство. Вмес­то того чтобы править, тиран превращается в господина; вместо того чтобы командовать, он присваивает себе фактическую власть; вместо выполнения долга он присваивает себе все права. Более того, он пре­тендует на право использования силы. И постепенно власть одного лица превращается в угнетение. Наследственный король считает себя собственником королевства и подданных. А избранный госу­дарь думает только о том, чтобы вписать свою династию в историю.

Словом, по мнению Э. де Ла Боэси, тиран подчиняет всю свою неискренность делу утверждения личной власти. Он не брезгует использованием лести и шантажа, попирает мораль, об­ращаясь к самым низменным инстинктам людей. Он эксплуати­рует мнение и воображение большого числа людей во имя дости­жения своих целей.

Задолго до Ш. Монтескье Ла Боэси разоблачает утрату есте­ственного начала деспотической политической власти. Это выража-

ется в том, что отношения между правителем и управляемыми сведены до такой степени, что подданные более не являются людьми, а правление как таковое не имеет для них никакого смысла. Другая сторона заключается в том, что сам правитель ут­рачивает человеческое начало: он сравнивает себя с Богом и ви­дит в себе идола. И в этом состоит его главная ошибка: он вышел за пределы политической сферы, так как спутал публичное со своим частным стремлением к бесконечному могуществу. И как бы обращаясь ко всем диктаторам, Э. де Ла Боэси утверждает, что их пигмейский по размерам разум сродни возлюбленной смерти.

Последствия добровольного рабства

Разрушительная сила деспотизма подрывает социальную жизнь и социально-политические структуры государства. И Ла Боэси в своем произведении показывает, что плохие социальные и политические институты неизбежно ведут людей на опасную тропу, на которой разрушается добродетель.

И действительно, тиран, убежденный в своем превосходстве, связанном с тем, что он «рассматривает свою волю в качестве ра­зума» и испытывает ощущение, что его одиночество является раз­новидностью трансцендентности, не может противопоставить что-либо тому, что вокруг него оказываются люди далеко не луч­ших достоинств. Здесь выявляется удивительная проницатель­ность, острая и точная социологически оценка Э. де Ла Боэси те­невой стороны политических режимов — «пружина и секрет гос­подства»³¹⁸ заключены в социальной структуре тирании.

В тирании группа за группой распространяют политическое зло. Пять-шесть честолюбцев в ближайшем окружении деспота прямо причастны к злодеяниям, но они вскорости заражают ше­стьсот других, либо слишком послушных, либо напрямую заинте­ресованных во зле, а еще шесть тысяч представлены теми, кто стремится заполучить правление в провинциях. И все вместе они решают задачу в конечном счете обращения страны в рабство. Ко­варство тирана заключено в том, чтобы «порабощать одних

Ьа Воейе Е. Пе. Ор. с\1. Р. 162.

субъектов при помощи других»³¹⁹. Тем самым вскрывается скры­тый принцип мира властвования. Его влияние усиливается извест­ной способностью тирана внушать народу уважение к себе, что еще более увеличивает возможности порабощения.

Дыхание свободы

Боэси является решительным противником тирании. Как и у его предшественников - религиозных политических мыслителей - у него сосуществуют «два града» — град «публичного разума», где требуется подчинение государству и законам, и град «частного ра­зума», где можно быть свободным в своих суждениях. Государство не может быть их судьей, если эти суждения не находят выраже­ния в насилии по отношению к установленному порядку.

Ла Боэси не мог не высказаться и по проблеме свободы. По­нятно, что отношение к свободе неизбежно связано с тем, что мы называем политической моралью.

Что отличает позицию Ла Боэси в этой области? Он отнюдь не является адвокатом безусловного права на оппозицию власти. Он вовсе не защищает тезис о противопоставлении гражданина и государства. Более того, Ла Боэси является решительным против­ником бунтов, заговоров или вооруженного восстания. Он испо­ведует принцип мира и справедливости (Рах е(Ьех) и говорит: «король и разум»³²⁰.

В позиции Ла Боэси нет места стремлению к физическому ус­транению тирана, что было присуще тому времени. Он видит в убийстве тирана чистое насилие, заключающееся в том, что про­тив силы используется сила. А по его убеждению, в политической области юстиция не должна становиться на этот путь, являющий­ся аморальным³²¹. Ла Боэси полагает, что сам народ создает усло­вия для рабства или свободы, потому что именно он создает или свергает тиранов. Создать тирана означает быть его сообщником

³¹⁹ Ьа ВоеПе Е. йе. Ор. ск. Р. 162. ³²⁰1Ш. Р. 147.

Как тут не вспомнить, что, по мнению Сенеки, «убийство тирана не является убийством», а позднее Сен-Жюст утверждал, что за убийство народа можно отомстить только смертью короля.

_или его поддержкой. Свергнуть тирана не означает его убийства. Это означает, по Л а Боэси, отказ от прислуживания. Пассивное сопротивление восстанавливает ценность политики: «Будьте реши­тельны в том, чтобы не прислуживать, и вы уже свободны»³²². Уметь сказать «нет» означает подтвердить свою свободу; силы отка­за позволяют возвратить себе самого себя.

В таком подходе, безусловно, еще не присутствует теория су­веренитета народа. Ла Боэси не покушался на монархический принцип и не являлся глашатаем ценностей демократии. Однако, как отмечают многие исследователи, он интуитивно идет по пути утверждения контрактных отношений в обществе, что позднее най­дет отражение в работах Гоббса, Руссо и других мыслителей. Од­ним из первых Ла Боэси показал, что монарх имеет перед наро­дом не только права, но и обязанности: могущество суверена — это прежде всего ответственность, возложенная на государя. И в ходе ее осуществления подданные должны подчиняться госуда­рю, но они имеют право отказать ему в своей поддержке. Прой­дет немало времени, прежде чем этот принцип (право на оппо­зицию народа) ляжет в основу юридического порядка демокра­тического общества.

Но как не предавать самого себя, как и где взять силы на со­противление?

Необходимо иметь «здравую голову», послушную законам Природы, «отточенную учебой и знанием» таким образом, чтобы «ощущать свободу в своем теле, даже если она была бы полностью потерянной во всем мире».

Ла Боэси убежден, что «мудрость» должна быть не в государе, а в подданном, т.е. в каждом из нас.

Основная идея Ла Боэси, которую разделял и Монтень, заклю­чается в том, что мудрость, знание себя, подчинение естественным и божественным законам делает человека свободным не только инди­видуально, но и освобождает от рабства разрушительной страсти, и делает его и политически свободным. Последнее определяется гос­подством над собой и познанием себя, что дает силу и мужество, во-первых, существовать, а во-вторых, сопротивляться скверному господину, жестокому государю, тирану.

³²² Ьа ВоеПе Е. йе. Ор. ск. Р. 139.

Это происходит потому, что познание самого себя и знание жизни, идей, истории, искусства, дает каждому «прочность» и тем самым чувство существования, веру в себя и свое мнение, что яв­ляется единственным условием возможного «диссидентства» по отношению к власти.

Такое понимание соответствует существу призыва, в свое вре­мя высказанного папой Иоанном-Павлом II, с которым он обра­тился к верующим в 1980 г.: «Не бойтесь». Вера в Бога, вера в себя и в «Бога в себе» - это часть борьбы со злоупотреблением влас­тью, которую мы ведем в течение всей жизни. Об этом же, правда по-своему, говорит и Вацлав Гавел: «Итогом моего выбора поли­тических ценностей были не пять лет тюрьмы. Игра не подавила меня морально и сегодня, когда мы потерпели относительное по­литическое поражение от раздела Чехословакии».

Ниже, когда речь пойдет о политическом поведении, мы уви­дим, как прогрессировали политическая наука и социология в вы­яснении добровольного подчинения, что так удивляло Ла Боэси.

Заслугой Ла Боэси является открытие и постановка вопроса о добровольном рабстве. Он расширил поле размышлений о власти, выйдя за пределы способов правления. Пружина «господство-власть» является одной и той же в любом политическом режиме. Об­ращает на себя внимание тот факт, что Ла Боэси не призывает к бунту, он зовет людей к познанию самих себя. Его выдающееся произведение не является стройным изложением теории правле­ния. В нем он определяет пространство, внутри которого возмож­на будущая политика. В «Рассуждениях о добровольном рабстве» гуманизм впервые наделяется политическим смыслом. Автор подво­дит читателя к выводу о том, что политика зависит от каждого че­ловека, а не только от Бога. А чтобы человек определял политику, ему нужно освободиться от рабской зависимости³²³.

Дата добавления: 2015-07-13