Причины политических различий

Анализируя различные формы правления и их «дух», Монтес­кье указывает на совокупность внешних причин, оказывающих свое воздействие на политическую область и объясняющих разнообразие форм правления. От анализа политического поля Монтескье вся­кий раз переходит к осмыслению более широкого социального поля. Вслед за Ш. Монтескье можно выделить четыре группы причин, влияющих на область политики:

• географические причины: климат, почва и размеры терри­

• тории;

• демографические причины: число жителей;

• экономические причины: организация труда и обменов:

• культурные причины: верования и религии.

Такой подход отличает широта взгляда, которая не имела себе равных в XVIII в. С позиций сегодняшнего знания некоторые из объяснений Ш. Монтескье могут вызывать лишь ироническую улыбку, что в полной мере можно отнести, например, к его теории климата, над которой, кстати сказать, подтрунивал в свое время еще Вольтер. Однако невозможно отрицать тот факт, что автор «О духе законов» стремился включить жизненные реалии в каузаль­ное (причинное) взаимодействие. Р. Арон, например, выявил нео­жиданное присутствие климатического объяснения рабства (де­терминированность которого может шокировать) и социального объяснения (законы, «плохо сделанные» людьми). Каузальный ана­лиз, конечно же, очень диверсифицирован: Л. Альтюссер, весьма

¹ См.: История политических учений. Вып. 2. С. 54-65.

благосклонно относящийся к детерминированному аспекту мыс­ли Ш. Монтескье, в то же время подчеркивает, что эти причины действуют не прямо.

Как отмечает французский социолог Рене Револь, каузальный анализ автора «О духе законов» носит скорее вероятностный, чем детерминистский характер: совокупность причин вписана в сис­тему взаимодействия, которая делает возможным существование того или иного режима, а действия людей конкретным и диффе­ренцированным образом моделируют историческую реальность. Кроме того, причины никогда не действуют неизменным обра­зом. Например, в доисторических, или примитивных, обществах воздействие демографии и географии является первичным и ока­зывающим значительное влияние на поведение людей и институ­ты. И наоборот, в цивилизованных обществах воздействие этих же причин оказывается ограниченным³³⁶.

Специальная книга (XIX) дает характеристику общего духа нации. Эта книга является своеобразным мостом, связываю­щим первую и две другие части. Один из крупных французских политологов и социологов XX в. А. Зигфрид, опираясь на на­следие Ш. Монтескье, написал одну из лучших своих работ, озаглавленную «Душа народов», где показал латинский реа­лизм, французскую изобретательность, английскую выдержку, немецкую дисциплину, русский мистицизм и американский динамизм. По поводу американцев он писал: «Соединенные Штаты являются в настоящее время высшими гарантами запад­ной цивилизации, к которой они, как и мы сами, принадле­жим»³³⁷. И он добавляет: «Но классическая традиция не пере­шла в новый мир: эта традиция, университетская и книжная, не стала там живым принципом. Критический дух рискует зачах­нуть вместе с ней. Конформизм стал в Америке общей позици­ей, отвечающей инстинктивным тенденциям режима, который все больше и больше основывается на организации... Что-то новое рождается там: страна будет западной, но Запад не будет более нашим»³³⁸.

³³⁶ НМойе йе 1а решёе зосюЬадие. Р. 11-12.

³³⁷ 51е$[пейеА. Ь'Ате йез Реиркз. Р., 1950. Р. 218.

³³⁸1ЬШ. Р. 219-220.

Разделение властей

Славу и всемирное признание Ш. Монтескье принес изло­женный им принцип разделения властей. В своей работе «О духе законов» он его представляет следующим образом:

«В каждом государстве имеется три рода власти: власть зако­нодательная, власть исполнительная, ведающая вопросами меж­дународного права, и власть исполнительная, ведающая вопроса­ми права гражданского.

В силу первой власти государь или учреждение создает зако­ны, временные или постоянные, и исправляет или отменяет су­ществующие законы. В силу второй власти он объявляет войну или заключает мир, посылает или принимает послов, обеспечива­ет безопасность, предотвращает нашествия. В силу третьей власти он карает преступления и разрешает столкновения частных лиц. Последнюю власть можно назвать судебной, а вторую — просто исполнительной властью государства.

Для граждан политическая свобода есть душевное спокой­ствие, основанное на убеждении в своей безопасности. Чтобы об­ладать этой свободой, необходимо такое правление, при котором один гражданин может не бояться другого гражданина.

Если власти законодательная и исполнительная будут соедине­ны в одном лице или учреждении, то свободы не будет, так как мож­но опасаться, что этот монарх или сенат станет создавать тирани­ческие законы для того, чтобы так же тиранически применять их. Не будет свободы и в том случае, если судебная власть не от­делена от власти законодательной и исполнительной. Если она соединена с законодательной властью, то жизнь и свобода граж­дан окажутся во власти произвола, ибо судья будет законодателем. Если судебная власть соединена с исполнительной, то судья полу­чает возможность стать угнетателем.

Все погибло бы, если бы в одном и том же лице или учрежде­нии, составленном из сановников, из дворян или простых людей, были соединены эти три власти: власть создавать законы, власть приводить в исполнение постановления общегосударственного характера и власть судить преступления или тяжбы частных лиц.

В большинстве европейских государств установлен умерен­ный образ правления, потому что их государи, обладая двумя пер-

выми властями, предоставляют своим подданным отправление

третьей., _;

У турок, где эти три власти соединены в лице султана, цар­ствует ужасающий деспотизм»³³⁹.

Как мы уже отмечали, принцип разделения властей на зако­нодательную, исполнительную и судебную встречается у Аристо­теля, а позднее у Локка. Но подход Ш. Монтескье отличается от подхода его предшественников: у него исполнительная и судебная власти подчинены законодательной. В этом находит свое прямое выражение суверенитет. Принцип разделения властей означает, что законодательная власть не должна осуществлять законы, которые она принимает, и тем более не должна в судебном порядке принуж­дать их исполнять.

Однако эти власти не должны действовать и вне зависимости друг от друга. Они должны быть своеобразными противовесами, должны воздействовать друг на друга, а не только контролировать друг друга.

Что это означает на практике? Обладатель исполнительной власти, например король, будет определенным образом участво­вать в осуществлении законодательной власти, что позволит ему иногда приостанавливать ее решения и/или противостоять ей. Отсюда вытекает право на законодательное вето, или законода­тельную санкцию (закон тогда совершенен, когда получает одоб­рение короля). Подобным же образом судебная власть должна иметь возможность осуществлять контроль над исполнительной и законодательной властями для того, чтобы ограничивать их воз­можную экспансию, всегда представляющую опасность для ос­новных прав и интересов индивидов.

Как считает Ш. Монтескье, способность той или иной власти выносить решения должна быть одновременно смягчена способ­ностью двух других властей мешать указанной власти. Каждый из двух основных видов власти (законодательная и исполнительная) является обладателем обеих указанных выше способностей, т.е. способности выносить решения в границах своей компетенции и способности мешать в вопросах компетенции другого вида влас­ти. «Под правом постановлять я разумею право приказывать са-

³³⁹ Монтескье Ш. Указ. соч. С. 290-291.

мому или исправлять то, что было приказано другим. Под правом отменять я разумею право обратить в ничто решение, вынесенное кем-либо другим»³⁴⁰.

Монтескье полагал, что наилучшим законодательным орга­ном является двухпалатный парламент. Это позволит палатам сдерживать друг друга и работать в согласовании как между собой, так и с исполнительной властью.

А что же судебная власть? Ее предназначение — выносить ре­шения по действиям как исполнительной, так и законодательной властей. Наиболее полно это требование нашло свое выражение в организации власти в США, где судебная власть не только осуще­ствляет усмотрение за исполнением законов, но и контролирует конституционность принимаемых законов и регламентов. Подоб­ная практика утвердилась в послевоенные годы во многих странах Европы. Сделаны первые шаги в этом направлении и в России.

Духом и буквой взглядов Ш. Монтескье проникнута Консти­туция США, провозгласившая принцип разделения властей в ка­честве основного принципа своей государственной организации. Еще в 1789 г. в «Декларации прав человека и гражданина» четко было записано положение о том, что «общество, где не обеспече­на гарантия прав и нет разделения властей, не имеет конститу­ции» (ст. 16). Принцип разделения властей лежит в основании многих конституций демократических стран. В этом же направле­нии идет государственное строительство и в России. Так, в ст. 10 Конституции, принятой на референдуме 1993 г., записано: «Госу­дарственная власть в Российской Федерации осуществляется на основе разделения на законодательную, исполнительную и судеб­ную. Органы законодательной, исполнительной и судебной влас­ти самостоятельны».

Вместе с тем разделение властей для Монтескье не только разграничение полномочий между органами власти, не только по­литическое разделение труда в государстве, но и соотношение со­циальных сил в обществе.

Будучи вдумчивым и наблюдательным человеком, Монтескье видел, что в обществе идет постоянная борьба за власть между различными сословиями, что угрожает свободе и безопасности

граждан, может вести к перерождению государственных форм и даже гибели государства. Для того чтобы придать формам управ­ления большую стабильность, обеспечить политическую свободу всем социальным слоям, Монтескье предложил провести разделе­ние власти между различными социальными силами. Он не видел политической свободы там, где разделение власти проведено только как конституционное разграничение функций государ­ственных органов, тогда как все основные должности в них зани­мают лица одного и того же сословия. «Так, в Венеции Большой совет обладает законодательной властью, прегадия — исполни­тельной, а кварантии — судебной. Но дурно то, что все эти трибу­налы состоят из должностных лиц одного и того же сословия, вследствие чего они представляют собой, в сущности, одну и ту же власть»³⁴¹. Чем не тонкое и точное наблюдение настоящего со­циолога и политолога!

Большим методологическим достижением Монтескье стало при­менение принципов историзма и сравнительного анализа при изуче­нии правовых явлений. Это существенно отличало учение Монтескье от других естественно-правовых концепций, выводивших право из абстрактно понятой природы человека, неизменной и вечной. Мон­тескье отчетливо понимал, что законы государства в конечном счете являются результатом закономерного воздействия факторов общественного развития на правотворческий процесс. Это, как мы уже и отмечали, он называл «духом законов». А это значит, что концепции права, по Монтескье, присущ подлинный социологи­ческий подход, при котором право непосредственно испытывает на себе влияние истории и социальной действительности.

Сущностью политической философии Ш. Монтескье являет­ся, как известно, либерализм, о котором позднее прекрасно ска­зал французский политический мыслитель Р. Арон (1905—1983): «Цель политического порядка состоит в том, чтобы обеспечить умеренность власти при помощи равновесия властей, равновесия народа, знати и короля во французской или английской монар­хии, равновесия народа и привилегированных лиц из числа плеб­са и патрициев в Римской республике. Это — разные примеры од­ной и той же фундаментальной концепции гетерогенного и

240

³⁴⁰ Монтескье Ш. Указ. соч. С. 294.

³⁴¹ Монтескье Ш. Указ. соч. С. 291.

16 Заказ 125

иерархического общества, где умеренность власти требует равно­весия властей»³⁴².

Монтескье оказал существенное влияние на процесс государ­ственного строительства в США. Его произведение «О духе зако­нов» там было известно уже в 1755 г. и вызывало страстные дис­куссии. Сторонниками позиций и взглядов Ш. Монтескье были Вашингтон, Мэдисон, Гамильтон, Рэндольф, Франклин и другие крупные политики и мыслители, сыгравшие немалую роль в при­нятии американской конституции, которая насквозь пронизана «духом законов». Исторически получилось так, что Ш. Монтескье стал первым, а может быть, и единственным политическим мыс­лителем, который смог оказать столь значительное влияние на формирование политической системы страны, которая в наши дни является не только самой могущественной, но и едва ли не самой демократической страной на планете.

4.3.2. Ж.-Ж. Руссо и проблемы власти

Ярким и оригинальным мыслителем эпохи Просвещения яв­ляется Жан-Жак Руссо (1712—1778). Его взгляды изложены в та­ких произведениях, как «Рассуждение о происхождении и осно­ваниях неравенства между людьми» (1754), «Суждение о вечном мире» (впервые опубликовано после смерти в 1782 г.), «Об обще­ственном договоре, или принципы политического права» (1762). Проблемы общества, государства, власти освещаются в учении Ж.-Ж. Руссо с позиций обоснования и защиты принципа и идей народного суверенитета, т.е. такого государства, где народ явля­ется сувереном. Это государство действует на основе закона. При­чем для Руссо свобода и закон являются неразделимыми. Быть свободным политически означает, по Руссо, подчиняться закону.

Власть суверена, по Руссо, включает в себя его безусловное право на жизнь и смерть подданных. «Итак, — пишет он, — граж­данину уже не приходится судить об опасности, которой Закону угодно его подвергнуть, и когда государь говорит ему: "Государ­ству необходимо, чтобы ты умер", то он должен умереть потому,

что только при этом условии он жил до сих пор в безопасности и потому, что его жизнь не только благодеяние природы, но и дар, полученный им на определенных условиях от Государства»³⁴³.

В своей идеализированной конструкции народного суверени­тета Ж.-Ж. Руссо отвергает требования каких-либо гарантий за­щиты прав индивидов в их взаимоотношениях с государственной властью. «Итак, — пишет он, — поскольку суверен образуется лишь из частных лиц, у него нет и не может быть таких интересов, которые противоречили бы интересам этих лиц; следовательно, верховная власть суверена нисколько не нуждается в поручителе перед подданными, ибо невозможно, чтобы организм захотел вре­дить всем своим членам»³⁴⁴.

В главе 15 книги III «Об общественном договоре» Ж.-Ж. Рус­со подвергает критике представительное правление. Он исходит из того, что, в отличие от многих современников, не приемлет бо­жественное основание политической власти. Вместе с теоретика­ми школы естественного права он исходит из признания права на существование власти на основе договоренности. Он не был де­мократом в полном смысле этого слова. Он считал демократию возможной, но только для богов.

Руссо является республиканцем. При этом для него на пере­днем плане находились вопросы способа правления, а также принципов и оснований, на которых республиканское правление основано. Легитимной, по Руссо, является такая политическая власть, которая основывается на суверенитете народа.

Суверенитет неотчуждаем

Суверенитет не является тем, что народ смог бы по своему ус­мотрению делать или не делать. Это означало бы понимать суве­ренитет как «обладание им», а не как «его существование». Народ является сувереном или не является таковым. Он является сувере­ном в силу того, что он суверен, подобно тому как индивид явля­ется индивидом, если является свободным. Полагать, как это де­лали теоретики школы естественного права (Гроций, Пупендорф),

³⁴² Агоп К. Ьез ёЧарез йс 1а решёе 8<эсю1о^ие. Р., 1967. Р. 63.

³⁴³ Цит. по: История политических и правовых учений. С. 296.

³⁴⁴ Там же.

16*

что суверенитет может быть передан, означает заменять общее благо чем-то другим или превращать его в вещь, обладание кото­рой может быть утрачено.

«Мы видим, как возникают юрисконсульты — пишет Ж.-Ж. Рус­со. — Они отождествляют приобретение права над личностями (право господина над рабом — суверенитет) с приобретением прав над вещами. Подобное рассуждение позволяет им распространить на другие права человека принцип применимый к праву соб­ственности... Для них каждый человек может уступить "право правления", подобно тому, как он уступает ему вещь, собственни­ком которой является. То ж самое можно сказать о гражданах, об­разующих "тело народа": они могут уступить принцу "право на управление ими"»³⁴⁵.

Однако это нельзя относить к самому Руссо. Он не ставит на одну доску собственность над вещами и суверенитет народа.

Суверенитет не является некой вещь, которая продается, об­менивается или дается, так как он сосуществует с народом. Народ, который отказался бы от своего суверенитета, отказался бы от са­мого себя. Суверенитет, по Руссо, является «коллективным суще­ством», а не неким особым индивидом. В жизнедеятельности это­го коллективного существа индивид участвует, являясь его чле­ном, и как субъект ему подчиняется. И подчиняться суверену есть не что иное, как подчинение саму себе. И специфика «обществен­ного договора» заключается в том, что он не являет собой обмен между двумя частями - народом, с одной стороны, и сувереном -с другой.

Ничего подобного нет у Руссо, так как народ заключает дого­вор с самим собой и дает тем самым рождение суверену. И если су­веренитет является неотчуждаемым, то он является и неделимым.

Суверенитет неделим

Неделимым суверенитет является потому, что он заключен в «политическом теле». Он, по Руссо, прост. Прост в том смысле, что его невозможно разделить на части, ибо он исходит из общей воли.

В этом пункте Руссо противостоит тем мыслителям, для кото­рых делимость суверенитета является лучшей гарантией от тира­нии. При этом Руссо, подобно Гоббсу и Пуфендорфу, настаивает на неделимом характере общей воли. При этом он не отделяет су­верена от народа. И если государство, по Гоббсу, возможно там, где есть только один суверен, то, по Руссо, государство возможно только там, где воля народа и суверен образуют одно и то же.

«Суверенитет, — считает Руссо, — не может быть представляем по той же причине, по которой он не может быть отчуждаем. Он заключается, в сущности, в общей воле, а воля никак не может быть представляема; или это она, или это другая воля, среднего не бывает. Депутаты народа, следовательно, не являются и не могут являться его представителями; они лишь его уполномоченные; они ничего не могут постановлять окончательно»³⁴⁶.

Почему суверенитет не может быть ни представленным, ни отчуждаемым? Потому что он коренится в «политическом теле» во всей его совокупности, т.е. в общей воле. Если каждый гражда­нин должен отчуждаться от общей воли, чтобы быть свободным, то общая воля не может отчуждаться от чего бы то ни было. Это было бы нонсенсом, так как вело бы к подчинению суверена, с одной стороны, и народа — с другой.

Таким образом, суверенитет является уделом народа, а не ко­роля или государя. Суверенитет не может быть отчужден, так как речь идет о «непередаваемом праве». Никакая частная воля не мо­жет сменить общую волю. Суверенитет не может быть представ­лен, так как это вело бы к необходимости выбирать человека или группу людей, которые пришли бы на его место. Никто не может желать подчинения никакой воле, кроме своей собственной.

Более того, не было одной воли, было две воли. А это проти­воречит самому принципу общей воли.

Руссо критикует Гоббса за то, что у него индивиды на основе «делегирования» передают индивиду (суверену) право на правле­ние ими и представление их. И не удивительно, что Руссо подвер­гает критике принцип парламентского представительства.

Если суверенитет конституирует сам народ, и он может при­надлежать только ему одному, то избрание народом своих пред-

³⁴⁵ Вега1кё Я. 1еап Р., 198. Р. 371-372.

Кошзеаи й 1а заепсе ро1Шяие с!е коп (етрз.

³⁴⁶ Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре: Трактаты. М., 1998. С. 281.

стателей, т.е. передача им власти на действие от его имени, озна­чает, по Руссо, утрату народом своего суверенитета. И воля парла­мента является особой волей. Эти две воли (народа и парламента) не обязательно противоречат друг другу, но чаще всего они всту­пают в противоречие между собой. А потому для того, чтобы избе­жать этого, законодательная власть должна принадлежать только общей воле.

Согласно Руссо, из факта суверенитета народа, неделимого и неотчуждаемого, невозможно, чтобы кто-то другой обладал зако­нодательной властью. Это так потому, что власть законодательная являет собой сущность суверена.

Нужно сказать, что Руссо различает «суверена» и «правле­ние». Суверен — это народ, который не может исполнять законы. «Правление» является «легитимным отправлением исполнитель­ной силы». Это означает, что правление является органом воли. И если законодательная власть может принадлежать только народу, то исполнительная власть образуется из комиссаров или магистров.

«Тот, кто создает Закон, — утверждает Руссо, — знает лучше всех, как этот Закон должен приводиться в исполнение и истол­ковываться. Итак, казалось бы, не может быть лучшего государ­ственного устройства, чем то, в котором власть исполнительная соединена с законодательною. Но именно это и делает такое Правление в некоторых отношениях непригодным, так как при этом вещи, которые должны быть разделяемы, не разделяются, и государь и суверен, будучи одним и тем же лицом, образуют, так сказать, Правление без Правительства.

Неправильно, чтобы тот, кто создает законы, их исполнял, или чтобы народ как целое отвлекал свое внимание от общих це­лей, дабы обращать его на предметы частные»³⁴⁷.

Может показаться из приведенного отрывка, что Руссо — сто­ронник разделения властей. Но это не так, ибо вело бы к разделению власти суверена, единственного обладателя законодательной власти.

Исполнительная власть в некотором смысле является вторич­ной по отношению к законодательной, так как обладает только

³⁴⁷ Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре: Трактаты. М., 1998; Рус­со Ж.-Ж. Об общественном договоре: Трактаты. М., 1998; Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре: Трактаты. М., 1998. С. 254—255.

силой исполнения закона. Это, к слову сказать, вспомнят фран­цузские революционеры, настаивая на первенстве законодатель­ной власти.

В таком подходе не составляет труда увидеть принудительный момент во взаимоотношениях между государством, властью и гражданином. «Итак, - утверждает Ж.-Ж. Руссо, - чтобы обще­ственное соглашение не стало пустою формальностью, оно мол­чаливо включает в себя такое обязательство, которое одно может дать силу другим обязательствам: если кто-либо откажется подчи­ниться общей воле, то он будет к этому принужден всем Организ­мом, а это означает не что иное, как то, что его силою принудят быть свободным»³⁴⁸.

В целом общественное соглашение, по словам Ж.-Ж. Руссо, дает политическому организму (государству) неограниченную власть над всеми его членами. Эту власть, направляемую общей волей, он и именует суверенитетом.

Дата добавления: 2015-07-13